Ненумерованные письма маркиза Кюстина

Парадокс, но именно русский Либерман отражает типично сабрский характер, подвергавшийся ломке, перевоспитанию и, в сущности, насилию со стороны элит, которые хотят быть приняты в приличном обществе и посему перевели на иврит политкорректный новояз.

Народу же, напротив, осточертели собственные менторы. А еще больше, чем собственные менторы, израильтянам осточертели менторы иностранные. И гораздо больше, чем арабы, им осточертели их западные защитники – с их патернализмом, с их демонстрациями, с их NGO (неправительственными организациями), с их Си-эн-эн, с их интеллектуалами, с их дипломатами и с их профессорами. Немудрено, что они мечтают о том, что кто-то поднимется на международную трибуну и скажет им всем на чистом иврите: кибенимат».

Перечел сей гимн искренности, и думаю, что наверно, нужно все-таки подобно мне принадлежать к LGBT community, чтобы в полной мере ощутить пафос и внутреннюю энергию этого текста, в котором страсть влечет за собою в облаках пыли к хвосту ее привязанную мысль. Яростный всадник хлещет Пегаса политической прозы кнутом витых обобщений, не отягченных занудливой арийской доказательностью. Вот вам, сволочи европейские, портрет сабры, уроженца страны! Не верите? Думаете – это портрет Либермана, уроженца Молдавии, и журналистки Гутиной родом из Киева? Валите «кибенимат», заморские менторы!

Не по себе стало мне лишь от ясно выраженной неприязни к «элитам». О! Всем мы, «бывшие», «аристократы», «буржуи» вечно мешаем, вечно мы – кость в горле у вновь прибывших. Тени моего деда, гильотинированного при Робеспьере, взошедшего следом за ним на эшафот и обезглавленного моего отца, матери, полгода продержанной в застенке и чудом избегнувшей казни, будто укоризненно кивали головой, ставя мне в упрек нынешнее мое воодушевление. Будто смотрели они из небесной ложи на меня, сидящего в партере земного театра жизни и внимающего наряженному балтийским матросом актеру, хрипло кричащему в зал: «Кто здесь временный? Слазь! Кончилось, кибенимат, твое время!»

О! Это вечное круговращение – возвышаются гонители, но над ними самими уже занесено лезвие гильотины новых популяций. Настал ли этому конец хотя бы в Европе, Господи? Ведаешь ли?

Инженер продолжал читать и переводить. Вместе мы следили за логическими построениями автора, но то ли дело было в надвигающемся хамсине, то ли одновременно повышались влажность и падало атмосферное давление, то ли перевод Инженера и в самом деле страдал неточностями, но кубики логических аргументов, которые должны были складываться в пирамиду иногда вдруг рассыпались в моей голове и даже, казалось порой, начинали кружиться. В конце концов, Инженер пожаловался на головную боль, отломил и съел треть небольшой булочки, усыпанной ядрами семечек подсолнуха, чтобы принять обезболивающую таблетку не на пустой желудок.