Ненумерованные письма маркиза Кюстина

Статья начинается с описания беспокойства американских друзей автора об Израиле. Зримо, будто крупным планом на широком экране, представлены конкретные проявления этого беспокойства, среди которых – приглушенный голос, склоненные набок головы и тяжкие вздохи перед каждой фразой. Автор сравнивает тон их частых разговоров о еврейском государстве с той грустной атмосферой, что царит у постели тяжелобольного человека.

Хотя при переходе к выяснению причин этого беспокойства, стрелка переводится на бывшего американского президента Клинтона, намекнувшего, что источник болезни – тот самый русский миллион, ради которого я здесь сейчас нахожусь (и из пучин которого как Посейдон с трезубцем, вышел на поверхность политической стихии его вождь и герой – Авигдор Либерман), все же интуиция европейца словно толкнула меня в бок. Чего-то, какой-то детали недоставало в описании «американских друзей». Господи! Я, Астольф Луи Леонор де Кюстин, – ни в коем случае не Луи-Фердинанд Селин или Ларс фон Триер, и я ни за что не суну голову в морально-нравственную петлю, ожидающую в цивилизованном обществе человека, допустившего оскорбительную развязность в разговоре на еврейскую тему, а тем более в переписке с Всевышним. Поверь, за глаза хватило мне старинных моих проблем с русскими! И все же термин этот, «американские друзья», словно оцарапал мою любознательность и заставил подуть на свежую краснеющую неровную бороздку на чувствительной ее кожице. Прилично ли было бы, спросил мой внутренний Шерлок Холмс, проявлять столь настойчивую и глубокую озабоченность к больному людям, не являющимся его близкими родственниками? Ведь если они не лишены чувства такта, им следовало бы нарочно умерить степень своего беспокойства, дабы оставить привилегию более глубокой тревоги для узкого семейного круга.

«Да важно ли это, в самом деле, Кюстин, евреи – обеспокоенные друзья г-жи Гессен в Америке, или нет»? – вижу, как морщишься ты, когда-то связавший с евреями особые надежды. Неважно, конечно, неважно, – отвечаю тебе, – это всего лишь добросовестность исследователя побуждает меня отмечать пусть и не имеющие отношения к делу детали, и любая недоговоренность возбуждает во мне охотничий инстинкт. Евреи, так евреи. И вовсе не зря ты обратил на них свое внимание. Евреи в большом мире – опора либерализма, даже если и носит их либерализм в рассеянии отчасти вынужденный характер.

Далее в статье следует признание в том, что автор, увезенная из Советского Союза в четырнадцатилетнем возрасте и не отождествляющая себя с советскими евреями, все же ощущает себя «потенциальным переносчиком этой заразы».

Пересказанное мною так подробно вступление, казалось бы, не имеющее прямого отношения к предмету исследования, представляется мне все же достаточно важным, ибо доказывает, что мы действительно следим за процессом, при котором именно западное либерально-демократическое мировоззрение протягивает русско-адаптированный щуп (зонд, сенсор) к г-ну Либерману так же, как исследует оно с помощью «Curiosity rover» планету Марс.

За вступлением следует краткое перечисление политических идей г-на Либермана. Не вижу смысла мне, следуя за автором, пересказывать и тем более пытаться анализировать сейчас их содержание. Содержание политических идей приобретает значение лишь тогда, когда породившая эти идеи личность получает возможность их воплощения, приступает к их реализации, и тем более, когда ей удается ее, эту реализацию завершить. Тогда-то и выясняется, был ли данный политик параноиком, демагогом или истинным реформатором, либо имел место коктейль с преобладанием тех или иных компонентов. Идеи г-на Либермана, не будучи применяемы на практике, ныне носят исключительно декларативный характер, и следовательно, обсуждать имеет смысл лишь степень влияния на публику воодушевления и горячности, с которыми они ей преподносятся.

Теперь, как по-русски говорит Инженер: «мухи – отдельно, котлеты – отдельно», то есть описания и приведенные в статье живые диалоги отложим в одну сторону, догадки и умозаключения автора – в другую. «Девочки – налево, мальчики – направо», – еще одно русское изречение, подаренное мне Инженером и усвоенное им еще в детстве, в оригинале относящееся, как я догадался, к отправлению малой нужды пионерским отрядом, продвигающимся по лесной тропе.

Итак, диалог Маши Гессен и Авигдора Либермана:

А.Л. «... и про клятву верности говорил: то, что тут значительная часть и все лидеры арабского меньшинства сегодня отказываются принимать национальные символы, атрибутику, праздновать День независимости, – это неприемлемо».

М.Г. «И что с этим можно сделать?»

А.Л. «Надо лишать их права избираться в парламент... вы представляете в России депутата Думы, который отказывается исполнять государственный гимн?»

М.Г. «Вполне. И такой прецедент есть. Бывший диссидент Юлий Рыбаков, например, отказался вставать под «сталинский» гимн».