Инженер, любитель, как отмечалось, и даже сам участник в прошлом телевизионных реалити, рассказал мне, что в здешнем «Старшем брате» в разных сезонах дважды участвовали арабские женщины, одна молодая, другая – средних лет.
– Та, что моложе, попала в ситуацию, когда исполнялся национальный гимн. «В нем говорится про еврейскую душу, – сказала она, – ну нет у меня еврейской души», – и разрыдалась перед телекамерами. А та, что старше, продержалась до самого финала, стараясь избегать конфликтов на национальной почве, а вместе с ней была там еврейская правозащитница. Так, представляете, маркиз, эта сука, – воспламенившись весь, воскликнул Инженер, – в конце концов, на арабку разоралась, накинулась на нее с упреками – мол, почему та не борется за права своих соплеменников.
В статье – несколько отлично сделанных фотоснимков, один из них – видимо, плакат предвыборной кампании партии Либермана, разделен на две части: слева черно-белый выбритый Черчилль в шляпе, с бабочкой в горошек на шее, справа – цветной Либерман с бородкой, без головного убора, с ослабленным галстуком в полоску и расстегнутым воротником, наверху надпись: «ЛИДЕРЫ ЗАТРЕБОВАННЫЕ ВРЕМЕНЕМ», – именно так, заглавными буквами, без запятой, а под портретом Либермана: «Дому нужен хозяин. Наш дом – Израиль».
Фотография эта отлично иллюстрирует текст статьи: «И тут Авигдор Либерман, уже спрятавший от видеокамеры свою толстую сигару, рассказывает мне, что он – Уинстон Черчилль... Нельзя сказать, что Либерман убедительно рассказывает о том, как сегодняшний день похож на канун Второй мировой войны в Европе». Автор не поясняет, почему это сравнение кажется ей неубедительным, и здесь мне хочется вмешаться. Не потому, конечно, Господи, что я пытаюсь разъяснить тебе что-то. Тебе?! Просто, когда речь заходит о чем-то, хоть краешком касающемся истории Франции, я считаю своим долгом высказаться. Во-первых, риторика политиков и журналистов перед Первой мировой войной (перевернем на секунду песочные часы истории) была выдержана во вполне «либермановском» духе и стиле. Версальский мир тоже как будто Авигдором Либерманом был продиктован. Что же касается Второй мировой войны, то позволь мне, Господи, теперь вернуть часы на место, пусть сыплется песок, куда ему тобою назначено течь, – ныне твои либеральные любимцы мощнее всех в мире в делах Меркурия и Марса, к моменту же Мюнхенских соглашений Германия была сильнее своих соседей в экономическом и военном отношениях. В этом – кардинальное различие между теми временами и нынешними, а также причина неубедительности сравнений г-на Либермана, на которую, возможно, намекает автор! Сила, действительно, позволяет проявлять сдержанность и осторожность! А благословенная послевоенная Франция под рекламными огнями объединенной Европы обвязала, опутала себя и Германию тысячей нитей, срослась с ней в сиамских сестер, только бы лишить ее опасной самостоятельности. Ах, как ни глупа бывала порой моя страна, все же она была и есть свет и гордость твоей Вселенной! Но русский Либерман, конечно, несравненно лучше меня понимает своих людей, он знает, какой сорт исторической бижутерии лучше сочетается с их мировоззренческим гардеробом. Но невежественен ли он сам? На этот вопрос у меня нет ответа.
Казалось бы, чего проще – пересказать чужую статью, и вот именно это письмо продвигается туго и медленно. Я пытаюсь понять, – почему. Причина первоначального очарования ею мне, положим, ясна: после Zman.com она – усеянное звездами небо. И все-таки, даже редкие попытки обобщений и выводов воспринимаются мною с опаской.
Помнишь ли, Господи, мое удивление, когда я услышал, с каким пренебрежением и даже раздражением произнес ты два слова, которых роднее и ближе тебе, казалось, и быть не может? «Религиозное мышление, – сказал ты и поморщился, – метафизика», – добавил и помрачнел.
«Ну, да, – рассеяв тут же мрачность и улыбнувшись моей озадаченности, сказал ты, – я подарил его давным-давно homo sapience. Мне было тогда уже скучно с ними. Я хотел, чтобы они учились мыслительной абстракции, а не только ели и размножались. Но это был только этап. Только этап. Ведь что такое религиозное мышление?»
«Что?»
«Это когда упрямый инстинкт ставит перед тобою цель, разуму же дозволено лишь отыскивать подходы к ней».
«И?»
«Уже сотни лет я прививаю им позитивные способы мышления», – сказал ты и добавил не без гордости: «Вообще-то, в целом – успешно».
Я понимаю тебя. Думаю, что понимаю, что ты хочешь этим сказать: за любым выводом, за любым обобщением может скрываться тщательно замаскировавшееся желание, иногда – предрассудок, а порою – даже просто настроение, хорошее или дурное.