Однажды, желая, видимо, проломить стену моего скепсиса и заразить меня собственным своим теплым отношением к тамошним настоящим русским, он рассказал о своем приятеле – морском офицере и его жене. Как дружили, как купили автомобили (почти из ряда вон выходящее богатство в России советского периода), как вместе путешествовали на них потом по Кавказу, как собравшись сюда, попросил он своего приятеля выяснить в КГБ, сможет ли он уехать. Как затем демобилизовался его приятель после развала СССР, как не находил работу, за которую платили бы больше, чем $13 в месяц, как уехал в Москву на поиски заработка для семьи, как ночевал там едва ли не на улице, пока не встретил знакомого, который пристроил его на хозяйственную должность в крупную нефтяную компанию. Как он продвинулся там, сделал карьеру и даже немного разбогател. Я занял у него денег при постройке этого дома, чтобы не набирать ссуд, сказал Инженер и добавил, что уже сумел отдать долг. С гордостью показал мне он фотографию крошечной яхты класса Бавария, купленной его приятелем. Причины успеха своего друга он объяснял его прирожденным дружелюбием, надежностью, умением находить выходы из запутанных ситуаций, а также наблюдательностью и умением хранить тайны. Он приезжал уже сюда по делам своей фирмы, мы вместе бродили по Тель-Авиву, по Иерусалиму. О! У него еще и отличное чувство ориентировки на местности! Когда мы вместе проезжали через Сочи, я запутался и стоял уже почти полчаса в отчаянии на островке безопасности, и вдруг он из шестого ряда автомобилей машет мне рукой, мол поезжай за мной, и так вместе мы выбрались из города. Вот сейчас рассказываю вам и думаю, что при таком сочетании качеств ему, вообще, правильнее было бы податься в разведчики, а не в моряки. Заметив мою приподнятую бровь и почувствовав ироническую заинтересованность, Инженер осекся, покраснел и тут же ужасно обозлился на меня. «Нет, вы – и правда, чертов русофоб, маркиз!» – воскликнул он возмущенно, и в упреке его было столько искреннего хорошего чувства, что я и не подумал на него за эту дерзость обидеться. Из рассказа Инженера убедительно, как и хотелось ему, следовало, что в условиях дикого капитализма новой России ничего не убыло от превосходных человеческих качеств его русских друзей. А каковы их политические взгляды, спросил я. Инженер сосредоточился, вспоминая, а затем ответил озадаченно и как всегда честно: «А я никогда не разговаривал с ними о политике». Увидев опять мою улыбку, он озлился еще больше: «Но не может у них в мыслях быть ничего дурного! – воскликнул горячо. – Просто не может, и все!» Я смотрел на Инженера с нежностью и вспомнил вычитанный где-то совет долголетия и счастливой жизни: никогда не занимайтесь политикой, она озлобляет. Увы, Господи, озлобляет и разделяет. Русскому же, которого не волнует политика, похоже, можно смело доверить и душу, и кошелек.
Но вернемся к г-ну Либерману. В любом судебном разбирательстве, бедном фактическими уликами и построенном преимущественно на свидетельских показаниях, решающее значение приобретает репутация и надежность свидетелей. Поэтому я постановил для себя ограничить круг последних и с особым тщанием подходить к проверке их integrity. Точность измерительного прибора должна значительно превосходить допустимую погрешность измерения. И хоть для оценки политической деятельности Либермана, на мой взгляд, нет нужды арендовать эталонный инструментарий Парижской палаты мер и весов, я избрал интервьюеров и комментаторов, чей собственный стиль внушал мне достаточно доверия. Я также решил ограничиться исключительно русскими источниками из соображений максимальной прилегаемости изучаемого и изучающего объектов. Так для измерения протяженности береговой линии используется крупномасштабная карта и гибкая, не растягивающаяся нить.
Для оценки объекта с точки зрения либерально-демократической я избрал уже упомянутую мною статью М. Гессен «Святая простота», отлично дополненную замечаниями комментатора г-на Мигдала. В свое время граф Толстой подробнейшим образом пересказал шекспировского «Короля Лира» прежде, чем обрушить огонь критики на творчество великого англичанина. Я же достаточно подробно пересказываю эту статью по причине противоположного характера – материал этот мне понравился. Статья, к сожалению, оказалось защищенной от копирования, то есть ее нельзя было перенести в переводчик Google-а, чтобы просто «Translate From: Russian -> To: French», а затем только отредактировать текст. Это несколько разозлило меня и охладило симпатии к статье, но и избавило от обязанности ставить повсюду кавычки, а также соблазнило пересказать ее, не подражая педантичности Толстого, хотя и не с той степенью вольности, которую позволили себе Ильф и Петров в изложении истории толстовского отшельника.