Неожиданное наследство, или По ком кипит смола в аду?

Утро в отеле Ambos Mundos было великолепно! Мы поднялись на террасу пятого этажа и сев за столик разглядывали завораживающие виды Гаваны. Мы не знали, какой перед нами район, что это за здания, но была стопроцентная уверенность, что перед нами Испания и что все вокруг это одна большая испанская крепость на берегу залива. То ли вид совпадал со Средневековыми испанскими гравюрами (которые мне попадались в книгах), то ли бесконечное вокруг щебетание «грасиас» да «лосенто» создавало атмосферу, но явно веяло Испанией. На конкурсе по вежливому щебетанию кубинцы точно заняли бы первое место! «Лосенто!», — сказала подошедшая девушка-официант и улыбнулась на тысячу «грасиас». Я ткнул в меню в кофе (там сложно было ошибиться) и показал три пальца. Она, чтобы перепроверить, ткнула в каждого из нас пальцем и опять улыбнулась на тысячу «грасиас» увидев, что я кивнул, и ушла, удостоверившись, что правильно перевела с русского на испанский.

— Красотища! — сказал я и потянулся.

Решили вместе съездить в дом-музей Хемингуэя, прогуляться по городу, а потом уж определиться, что делать дальше — исследовать Кубу вместе или разделиться по интересам. Я выложил из кармана на стол телефон и ключ от 303-го номера. И попытался уловить звук города. Я считал, что у каждого города есть свой звук. Москва, к примеру, шумит. А Гавана явно пела. И не было какой-то мелодии, но то тихие, то усиливающиеся и накатывающие как морские волны звуки были словно стелящийся внизу по земле музыкальный фон. И я снова повторил с той же интонацией полной блаженства: «Кра-со-ти-ща!».

24

В Ambos Mundos в номер 511 когда-то жил Хемингуэй. И если он в начале 20 века платил за него в месяц около 2 долларов, то с нас в начале века 21-го взяли по пять с каждого за 10-минутный осмотр. Зашли. Судя по скромным размерам, номер и сейчас не мог стоить больше двух баксов за 30 дней. И хотя музейщики нам очень хотели дать понять, что жилец якобы только-только вышел и всё тут им дышит — и кресло, дескать, хранит тепло его штанов, и в унитазе только смыто, и запах он только выдохнул — в это не верилось. Это был музей. И пахло там как в музее, и скрипело соответственно, и люди себя вели, как в музее. Они проходили, смотрели и отмечали: «О! Кровать», «О! Фотографии», «О! Обувь», «О! Пиджак». Делали селфи, гоготали на разных языках и уходили, даже пяти минут не задержавшись. А какое отношение кровать, фотографии, обувь и пиджак имеют к написанию тут легендарного произведения «Старик и море»? Да никакого. Я встал у окна и посмотрел вдаль. Думал, что-то накатит. Не накатило. Ну, встал, ну, взглянул. Вдаль конечно приятнее и романтичнее было смотреть, чем на дверь в туалет, но этого было мало для литературного замысла. Но в то же время я понимал, что будь за окном стена соседского дома или выходи оно вполовину на тротуар и ходи перед глазами туда-сюда чья-то обувь, то поневоле станешь Достоевским от чувства безысходности. А тут все-таки перспектива, размах, кажущиеся безграничными возможности. «Но, — подумал я, — хоть и смотрели отсюда сотни тысяч, а старика и море увидел лишь один».

25

На улице стоит ярко-красный четырехместный кабриолет. Точь-в-точь советская «Победа М-20»: морда, фары, капот, решетка радиатора, сдвоенное лобовое стекло. Внутри впереди стопроцентный победовский диван, торпеда и даже один в один переключатель передач на руле. И включаю я в телефоне «гугл-фото» и навожу на «Победу» и читаю Chevrolet Deluxe. Не верю. Переключаю браузер на «Яндекс» и шепчу «Давай, родной, не подведи», но и продукт российского мозгопрома сообщает, что это «Шевроле де люкс».

— Шевроле? — Спрашиваю у наблюдающего за мной хозяина машины. Он, в белых штанах и голубой рубахе стоит рядом с машиной и кажется, присел ей на крыло. Не убирая улыбку, кубинец кивает и что-то говорит и транслейтер телефона переводит: «Кататься! Поехали кататься!».

— Чего хочет? — Спросила жена подходя.

— Это местный Адам Козлевич и он приглашает гостей города прокатиться на его «Антилопе-Гну».

— А нельзя просто сказать, что это такси?

— А если просто, то это такси.

Говорю в транслейтер «Поехали!» и телефон, глюкнув, сообщает мне, что «Это фраза Юрия Гагарина при старте космического корабля «Восток» 12 апреля 1961 года». Снова нажимаю кнопку «перевести» и владелец машины, прочитав перевод, расплывается в улыбке и говорит по-русски «Хорошо!». Но его «хорошо», это и «морашо», и «гарячо», и «карясё» одновременно. Потом следуют искобененные «учиться», «мед» и «Иваново», которые мы складываем в последовательность «Я учился в медицинском в Иваново». И еще он добавил «тёлки карашо!» и стало понятно, почему таксует, так и не научившись лечить людей.