…Смидовичу доставляло удовольствие идти на работу берегом моря, слушать его шум, свист ветра в голых ветвях акаций. Солнце быстро опускалось, его краешек окунался в холодное, кипящее море, и сразу темнело. К этому времени Смидович уже бывал у себя на станции и вместе с машинистом пускал машину в ход. Медленно накалялась электрическая лампочка под потолком, раскручивался маховик, и помещение наполнялось ровным спокойным гулом.
Машинист работал здесь недавно. Он выжил своего предшественника, не раз надоедал заводскому начальству, убеждая, что тот ничего не смыслит в деле, а вот он, Семен Потапенко, смыслит и наладит работу так, что на пристани уже не будет среди ночи гаснуть свет. Того машиниста уволили, однако он, уходя, испортил обмотку в машине, и Семен долго возился, пока наладил свет.
Потапенко был хороший машинист, в этом смысле на него можно было положиться, и Смидович, запустив машину, уходил на пристань к грузчикам. Незадолго до этого уехал на родину, в Германию, инженер, и заводское начальство временно поручило Петру Гермогеновичу руководить грузчиками в порту.
Грузчики здесь не напоминали одесских, не балагурили, работали вяло и тоже как–то в одиночку, думая только о себе. И снова перед Смидовичем встал тот же вопрос: как сплотить их?
Помог случай.
— Ты слышал, Адольфович, с той недели на час больше работать будем, — сказал ему машинист с маневрового паровоза Орлов.
— Слышал.
С Андреем Пахомовичем Орловым Смидович сдружился с первых дней и не раз потом слушал его предупреждения: «Смотри, остерегайся, следят они за тобой, за твоими смелыми речами, как бы не предали».
В длинные и холодные ночи в теплое помещение станции приходили погреться машинисты и кочегары с паровозов, пароходов, стоявших под разгрузкой, паровых кранов и катеров. Не очень просторное помещение станции едва вмещало желавших погреться и заодно поговорить о жизни. Смидовичу это было только на руку.
— Слышал, что час прибавляют, — повторил он. — А вы молчите. И два часа вам накинут — тоже будете молчать? Тоже стерпите?
— А кому сказать, кому пожаловаться? — спросил Орлов.
Тех, о ком предупреждал Орлов, в ту ночь на станции не было, и Смидович решил рискнуть.
— Спрашиваете, кому пожаловаться, кому сказать? Мне! И не сказать, а потребовать. Пригрозить, что, если я не удовлетворю ваше требование, вы оставите пристань без света, без паровых кранов, без паровозов!
Рабочие поначалу опешили: вот так начальник! — а потом одобрительно загудели и стали вместе со Смидовичем обсуждать, как и когда это сделать.
Да, это была пусть маленькая, но победа. Рабочие электростанции и пристани ввалились к Смидовичу и «потребовали» от него отменить лишний час. Смидович, изобразив испуг, помчался к директору завода, и тот спросил у него совета: как быть? Петр Гермогенович ответил, что «у них в Бельгии» такие вопросы решаются в пользу рабочих, что сила на их стороне… Директор отменил свое решение.
Это еще теснее сблизило Смидовича с рабочими.
Однажды его отозвал Орлов, и они пошли вдвоем на берег моря.
— Хороший ты человек, Адольфович, — сказал Орлов. — Вот и не русский ты, а за русских хлопочешь. Ведь сболтни кто про наш уговор, могли б тебя и в участок затребовать. У нас это просто. — Он помолчал. — Скажи мне, Адольфович, в Бельгии все такие, как ты?
— Какие, Пахомович?
— Да вот такие, смелые. Кто за рабочих. Смидович улыбнулся.
— Нет, Пахомович. И в Бельгии есть штрейкбрехеры, доносчики, шпики. Но есть и другие, есть люди, которые состоят в Бельгийской рабочей партии.
— И ты в этой партии состоишь?
— Состою, Пахомович.
— В Бельгийской, значит. А в нашей, русской?.. Есть у нас такая партия, как в Бельгии, чтоб за рабочих?
Смидович задумался, но не больше чем на мгновение.
— Такая партия есть и в России.
— Эх, кабы не семья! — Пахомович тяжело вздохнул. Петр Гермогенович почувствовал, что этому человеку можно довериться во всем. Он хотел подробно рассказать о российской партии, признаться — была не была! — что несколько месяцев назад произошло важное событие в его жизни — он стал членом Российской социал–демократической рабочей партии и что с той поры и навсегда связал себя с нею, с борьбой за дело рабочего класса, которую ведут ее рядовые.
Однажды он записал в своем дневнике:
«Основание того, что я делаю, вот какое: наше дело (дело порядочных людей — уничтожить всякую гадость, страдание и предрассудки) может с успехом пойти только тогда, когда будет достаточно порядочных людей. Следовательно, очень важно приготовить их как можно более. Одно увлекающее слово, одна надежда на успех может заставить человека вступить в ряды нашей партии».
Это слово для него, как и для тысяч других, сказал Ленин. Он покорил его сразу и навсегда. Покорили ленинские работы, в которых ключом била мысль, чувствовались железная логика и огромная убежденность.