Несерьезные дети

Мать отогревала себе поясницу мешочком с горячим песком. Петрович, подумав, подоткнул между пятками и мешочком край одеяла. «Так и пятки не сожгет и всю простуду оттянет», — вздохнул Петрович. С матерью вздыхать приучился: та вздыхает — и он с ней. — У птахи хоть летом домой возврат, а у него?»

— Дай-кось я еще тебе послужу, — вслух сказал Петрович. Накрыл Владимира своим полушубком, а сам сел в ногах.

Орловский беглец спал крепко и долго. Уже ночь лохматой шкурой завесила окно, а Петрович все сидел, утешаясь ровным дыханием Владимира. Петрович сидел и краем уха ловил, как шумит ветер в вершинах сосен и елей. «Март, а вода трогается… Как бы матушка через Ворожу не пошла». Ветер ярился, терся об углы избы. «Надо вьюшку закрыть, чтобы тепло не выдувало». Петрович встал, полез к вьюшке. «Не пойдет матушка по льду, — вдруг твердо решил он. — Ни в жисть не пойдет». И хотя Петрович вполне убедил себя в том, что она не пойдет — не пойдет, потому что большие деньги при ней народные, — он все же решил наутро сбегать в школу к директору, чтобы тот позвонил в Чистые Холмы и задержал бы ее на том берегу от его, Петровича, имени.

Петровичу, несмотря на голод, тоже сильно захотелось спать, но он еще крепился. «Постой, постой, — говорил он самому себе. — Чего я еще недодумал?.. Ага, вот что. Насчет картошки. Так вот что насчет картошки. Не пропаду, чай. Были бы кости, мясо нарастет». Он стоял посреди избы и все еще что-то додумывал. «Седьмую-то я ему на завтрак приберегу… А там, если чего, люди подсобят…»

Петрович нащупал на столе чугунок, опустил в него последнюю картофелину, накрыл крышкой и поверх полотенцем, чтобы не засохла. Держал он в руках чугунок и сонно улыбался: «Словно лицо чумазое в руках держу-то! Этак-то батя мое лицо держал долго-долго, как на фронт уходил…»

Калинин

Юрий ДОБРОСКОКИН

ПОД ГОРОЙ

Росло дерево где-то на поляне,

в окрестностях родины…

А. Платонов

B конце мая вечером, уже при звездах в небе, сидят двое в саду, на бревнах. Они молча курят незаконно добытые где-то сигареты, глядят на Гору…

А на Горе зажжены костры. С высокого пламени срываются тучи искр, вихрясь и рассыпаясь вширь, вздымаются в небо — кажется, что вверху они перемешиваются со звездами. Вокруг огня шевелится множество человеческих фигурок. Вот вытащили из огня несколько горящих кругов — это старые истрепанные автопокрышки — и столкнули их по косогору. Три огненных шара покатились сверху к подножию Горы, подпрыгивая и брызгая искрами. Катятся, катятся… Они валятся один за другим набок и остаются догорать в чьих-то грядках.

Внизу на бревнах раздался вздох, и один, носящий фамилию Завезун, проговорил:

— Наверное, Юдин-то уже там!..

На его голос отозвался второй, Коровкин:

— Там, поди! Он ведь вон как подслужил…

Завезун неумело посасывал сигарету и поминутно плевался — не трудно понять, что закурил он сегодня впервые. Так не мудрено ведь, чтобы человек закурил с тоски!

— Ох и собака! — говорит он. — И главное, заранее ведь никогда не угадаешь!..

И совсем-то недавно они свободно и спокойно ходили по Горе. А Юдин был тогда им лучший друг… Всюду они появлялись только втроем: собрать ли соку с берез, картошки ли накопать тайком в чужих огородах. Будьте милосердны, хозяева тех огородов! Много ли съедят картошки три десятилетних человека! Ну, и еще в придачу несколько огурцов…

А как хорошо в сумерках полежать около костра, на краю оврага, глубоко разрезающего тело Горы. Ох эти овраги, эти карьеры с необъятными глыбами мела! Все эти кручи и склоны, обрывы и яруги! Сколько с вами связано дней, индейских и шпионских; сколько высыпано из ботинок дома земли, принесенной оттуда; сколько исхожено оврагов в поисках «чертова пальца»!.. В рощах на Горе живут вороньи стаи; по вечерам они слетаются сюда со всего города, со всех окруживших его полей и черными ордами висят на ветках. Бродячие собаки устроили в кустарниках свои гнезда и наплодили тьму щенят… И лишь иногда по Горе, по тесной колее среди подсолнухов пройдет машина: тяжело гудит и стонет, раскачиваясь с бугра в яму, и медленно ползет к темному неведомому лесу, который так еще далеко, что можно полжизни идти до него пешком… Вот какова эта Гора!

На ее склоне, который друзьям всякий раз требовалось миновать, им всегда встречался кто-либо из шайки Коломийцева. Но те обычно были заняты своими забавами, до посторонних им не было никакого дела. Несчастья начались для троих друзей только с того случая, когда сам Коломийцев повстречался им. Худой, высокий, он был намного старше всех на Горе и носил длинные черные волосы…

Его ребята играли в футбол, а он, остановив Завезуна, сказал ему:

— Подожди-ка, дружок! Стань вот здесь и стой… Будешь у нас пока что штангой в воротах.

Друзья, однако, продолжали свой путь. Тогда Коломийцев запустил пальцы в рот, раздался свист… И вся его шайка понеслась на троих, дико завывая и топоча, как тяжелая кавалерия.