Несерьезные дети

Но Лидия Григорьевна была опытным учителем, ее просто так еще никто не проводил. Она внимательно осмотрела весь класс, каждого в отдельности, и, четко определив источник происшествия, проницательно обратилась:

— Барков, в чем дело?

— Не знаю, — ответил нахально Лешка. — Что-то вот Ляля Рослякова из класса самовольно вышла.

— А ты как к этому причастен?

— Никак…

Лидия Григорьевна поморщилась, но промолчала. Лешку это не устраивало, надо было идти искать Ляльку, и он решился:

— Разрешите выйти?

— Зачем?

— У меня слабость в желудке… (В классе кто-то захихикал.) И нечего хихикать, — обернулся Лешка на смех. — С каждым может случиться.

— Идите, Барков. — Лидия Григорьевна вздохнула: девятые классы всегда доставляют массу хлопот, но с этим приходится мириться — переходный возраст.

Лешка вышел.

Выходя, он услышал спокойное:

— Продолжим.

В коридоре было пустынно, только из-за дверей классов слышались неясные голоса учителей и еще более неясные — учеников.

«Где ж ее искать?» — подумал Лешка.

Решил просто погулять.

Впереди было еще два часа алгебры, а алгебру Лешка любил, и учительница математики Зиновася к нему благоволила, так что пропускать этот предмет очень уж не хотелось.

Может, она в спортзале, Лялька? Связался тоже. Вот так оно и бывает: записочки во время уроков, потом встречи, поцелуи и вот тебе — не пришла. Можно, конечно, пережить, но ведь еще позавчера… И на тебе. Теперь ищи, хотя, в крайнем случае, можно в спортзале на кольцах повисеть или мяч в кольцо побросать — все время пройдет.

В спортзале, как назло, первоклассники водили хороводы, готовились к концерту.

Мы для наших милых мам

В доме вымоем пола,

Сварим суп, постель заправим,

Мам мы с праздником поздравим, —

пели первоклашки и, взявшись за руки, гусиным шагом расхаживали по залу.

Лешка сел на маты, сложенные под брусьями. Ему было грустно и как-то бесприютно, одиноко. Все-таки в классе за компанию и скучный урок слушать веселее. Точнее даже, на скучных предметах всегда весело, потому что всем не до учителя, все занимаются своими противозаконными делами. Можно сесть рядом с Юркой Шкериным и послушать транзистор, можно с Колькой Калашниковым, по кличке Дракон (у него рот как у Змея Горыныча), поиграть в перышки, до более интеллектуальной игры Дракон еще не дорос сознанием. Можно и в «балду», и в «морской бой», но это уже с Банниковым, а можно и подоводить Жирмона де Пузье, толстяка Женьку Подольского.

Да, хорошо в классе!

Играл на стареньком пианино и руководил хором первоклашек учитель пения Ванваныч, самодеятельный композитор и поэт. Он дулся от важности и, как взрослым, командовал мелюзге:

— Дети, слушайте музыку! Слушайте музыку! Стоп, стоп, стоп! Сначала… И…

Детям было явно не до музыки. На дворе кончались теплые денечки, и хотелось поиграть в мяч, покопаться напоследок в песке.

— Молодой человек, а вы что там сидите? Отвлекаете!

«А ведь это он мне, — подумал Лешка, — мог бы и попроще: мол, Барков, покиньте зал, а то ваша скорбная физиономия застит детям свет и лишает их вдохновения».

И опять этот пустынный коридор. Он шел, беззаботно сунув руки в карманы, хотя было нерадостно. Но у него уже созрела идея — пойти на первый этаж и в пустом классе первоклашек порешать задачи.

В пустом классе за последней партой сидела Лялька. Она смотрела, как на улице ребята седьмых классов под руководством учителя физкультуры сметают в кучи и жгут опавшие листья. Там было весело, потому что, хотя лето и кончилось, день выдался солнечный.

— Привет! — глупо буркнул Лешка. — А я тебя ищу.

Лялька молчала, всем своим видом изображая презрение.

— Вот некоторые и разговаривать не хотят. — Лешка деловито вытащил из портфеля задачник по алгебре, тетрадь и устроился на первой парте у двери.

В классе было тихо и как-то скорбно. Задачи Лешке в голову не лезли, и он мучился, стараясь настроиться, но ничего не получалось. А обратиться к Ляльке не то что боялся или стеснялся — просто не мог.

Должно быть, он громко и неестественно пыхтел над задачами, потому что Лялька неожиданно спросила:

— Леш, а зачем ты Парома от школы до двадцать первого дома вчера на себе тащил?

Лешка смутился. Ох уж этот уговор и этот разнесчастный Паром! И зачем он с ним связался!

Лешка ведь и раньше ходил в подъезд, где у Парома было что-то вроде штаб-квартиры. Ходил посидеть, поиграть в карты, послушать анекдоты или Венькин треп.

Барков сел поближе к Ляльке и тоже посмотрел в окно. Да, там было весело.

— В карты я Парому проиграл. Четыре дня буду возить.

— А ты мог бы это не делать?

— Как это? — не понял Лешка.

— Ну так, взять и не возить. Ведь это унизительно. Надо мной вчера все девочки смеялись, а эта Васильева так и говорит: «Уж на что мой Дракон дурачок, так и он бы не унизился!»

— Надо возить, — вздохнул Лешка. — Карточный долг — долг чести.

— А вот мой папа сказал, что это унижение и что человек никогда и никому не должен позволять на себе ездить.

— Ты что, с папой вчера посоветовалась и поэтому не пришла? — разозлился Лешка.