Да пусть, в самом деле, хоть восемь! Зоология — ерундовый предмет. Зато следующий урок у нас физкультура, и мы пойдем в лесопарк кататься на лыжах. У нас замечательный лесопарк. Школа находится всего в пяти минутах ходьбы от гранитных ступенек, над которыми стоит щиток «Берегите «зеленого друга». Здесь начинается лыжня, которая ведет через высоковольтную трассу и мимо корпуса лесотехнического института в огромный заснеженный бор. Мы знаем его вдоль и поперек — от шеренги деревянных фигур, вытесанных студентами, охраняющих, как стражники, вход в угрюмый сосняк, и до дальних коллективных садов, расположенных по ту сторону карьера-озерка, которое летом кишит головастиками. Вообще зоологию этого леса, его белок, дятлов, сорок мы знаем, пожалуй, получше, чем скучную Эммину зоологию. Сами здесь практикуемся, сами рассматриваем следы на снегу, сами исследуем птичьи гнезда в малиннике или паучьи сети-ловушки, натянутые между кустов.
В лесопарке можно встретить интересных людей. Сюда приходят физкультурники на лыжные кроссы, студенты, сажающие дубки и кустарник, которые всегда по-приятельски берут нас в компанию; здесь неразговорчивые художники расставляют мольберты, и мы тихонько подсматриваем, как из цветных масляных червячков на палитрах возникает закатное небо, горящие кострами рябиновые кусты или одно и то же озерко между гранитными валунами, но у каждого художника свое, непохожее — то пестрящее, как пролитый бензин, то блестящее и неживое, как голубые бока у автомобиля, а то неожиданно настоящее, такое, что кажется: брось камешек в эту картину — и он звонко булькнет, а по глубокой воде разбегутся круги…
Вообще лесопарк — красота. И если бы Эмма Драконовна догадалась хоть иногда проводить урок не в кактусовом застенке, а здесь, на морозной свободе, то, может быть, мы как-то с нею еще примирились. Но зимой она боится морозов, весной — энцефалитных клещей и в любое время года боится «потери авторитета».
Потеря авторитета — это вот что за штука. Мы слышали, как она рассуждала о ней с учителем физкультуры Соколиком.
«С учениками нужно быть всегда на дистанции! — сердито скрипела она. — Если вы будете с ними панибратствовать, развлекать их играми, то быстро потеряете авторитет. Я предупреждаю вас, как опытный человек, двадцать лет проработавший в школе, — дистанция и еще раз дистанция! Иначе они к вам на голову сядут».
«А у меня ни один урок не обходится без дистанции! — весело отвечал ей Соколик. — Как же иначе нам соревноваться? А насчет игр… Нет, без игры на уроке я не могу обойтись. Эмма Даниловна, да ведь и Олимпиада — это тоже игра как-никак, и весь мир в нее играет азартно. Авторитет у спортсмена вот какой — вдохновение и сила здорового тела. Когда первые футболисты появились на поле в трусах, то обыватели в них тыкали пальцем: «Ишь срамники какие! Ишь заголились!» А они взяли да и добыли своему спорту высокий авторитет. Вы ведь не обижаетесь, когда нашу страну называют сейчас футбольной державой?»
Вот так отбрил Эмму наш любимый учитель. С авторитетом или без авторитета, он во всех отношениях мировецкий мужик. Соколик — это, думаете, кличка? Ничего подобного — фамилия, которая ему в самый раз. Из-за нее с ним иногда случаются всякие забавные вещи. Однажды заходит к нам, например, в спортзал комиссия. Учитель им: «Здравствуйте! Соколик». Глава комиссии опешил: «Как, как вы меня назвали? Моя фамилия Соколов». — «А моя, представьте, Соколик. А вот это мои орлы…»
Со своими орлами и даже с теми из них, кому больше бы подходило называться мокрыми курицами, он всегда справедлив. Всех знает по именам, но никогда не выделяет любимчиков. У двоих ребят в нашем классе есть уже юношеский спортивный разряд по конькам, но Соколик цацкается с ними гораздо меньше, чем с дохлячками, которые не могут пару раз подтянуться на кольцах. «У меня задача вырастить не двух рекордсменов, а несколько десятков здоровых людей», — приговаривает он, загоняя толстую Нинку Беспалову на шведскую стенку. И в его присутствии никто не подумает посмеяться над такими, как Нинка, — Соколик этого никогда не простит. Двойки он ставит только за «неспортивное поведение в отношении друга». Что же касается стройного тела, то здесь Эмме равняться с Соколиком, все равно как жердине с отточенной саблей…
Но — ох! Наконец-то звонок!
— Стоп! Стоп! Стоп! — прокаркала Эмма. — Сколько твердить, что звонок не для вас, а для учителя? Сегодня на физкультуру вас поведет Елена Владимировна, наш практикант. Слушаться ее так же беспрекословно, как и меня. Кто попробует нарушать дисциплину, учтите, попадет прямо на завтрашний педсовет.
— Почему-у? — мыкнул класс. — Почему она, а не Соколик?
— Ваш Соко… Ваш физрук заболел.
Ага, так мы и поверили! Просто они договорились отдать урок практикантке. Нечего тогда и выдумывать, что у Соколика может быть ангина или грипп. Хорошо же, мы послушаемся эту пигалицу так же, как саму дракониху Эмму. Мои спортивные парни не подведут. Я уверен в них прочно, на все сто процентов, как связанный с ними одной веревочкой альпинист.