Несерьезные дети

Он помолчал, потом решительно сгреб меня вместе с лыжами в стальную охапку, залихватски позвал остальных:

— Айда любоваться!

В незашторенное окно был виден весь директорский кабинет, где по подоконникам щетинились все те же вездесущие Эммины кактусы. Сам директор сидел к окошку спиной и, как я тут же заметил, заведя руку за спину, украдкой запихивал окурок в горшок. Соколик это тоже заметил, поэтому отвел мне вверх подбородок и скомандовал:

— Куда не следует, не глазеть! Ты дальше, дальше смотри!

Дальше от стекла была Эмма Драконовна. Она расхаживала по ковру стройным шагом, стройно неся свое деревянное тело. Рука ее рубила воздух топориком вслед каким-то сердитым словам. Возле шкафа, одной рукой в красной варежке придерживаясь за стеклянную створку, стояла с понуренной головой практикантка. Она была все в том же своем сером свитере, в шапочке, с торчащим из-под нее свиристелевым хохолком. Хохолок ее, правда, не чубатился бодро, он поник и наполовину приклеился ко лбу. Подчерненных глаз ее не было видно: едва она пыталась их вскинуть на Эмму, как та отрубала ее взгляд своим топором и еще энергичнее двигалась по ковру. Черный гребень прически на ее затылке был, казалось, отлит из металла.

Не слыша ни слова из ее нотации практикантке, я каким-то чудом понял их все. Эмма всласть рассуждала про огромную ответственность учителя перед школой, приводила примеры из своего огромного опыта, иначе говоря, давала практикантке, а заодно с ней и директору внушительный, солидный урок. Но Елена Владимировна ничего не записывала в тетрадку. Несколько раз она порывалась шагнуть к двери, делала нетерпеливые жесты, но Эмма заступала ей дорогу и снова оттискивала к стеклянному шкафу. Лицо практикантки становилось все отчаяннее, руки ее беспокойно подергивались, а рот был полуоткрыт, словно вот-вот сейчас она крикнет: «Ау-у!»

Наконец она решительно шагнула к двери, да так резко, что Эмма невольно отпрянула от нее, но тут же замерла вполоборота к окошку — она увидела нас. Синий глаз в черной луночке дрогнул, взгляд метнулся по нашим лицам, целая стайка взглядов вылетела из-под заморгавших ресниц и испуганно стукнулась о стекло. Но сейчас же вслед за первым испугом по лицу ее разбежалась широкая сияющая улыбка. Она привстала на цыпочки и приветственно замахала рукой в красной варежке:

— Дети, дети! Ау-у!

Свердловск

Сергей ЯЗЫКОВ

НЕСЕРЬЕЗНЫЕ ДЕТИ

После шестого урока в восьмом «В» было классное собрание, где говорилось, что скоро экзамены и пора браться за ум. Антон играл в «морской бой» и голосовал, не вникая, за что голосует.

Февральский вечер наваливался на город. Он был темен и холоден. Думалось о неблизком еще лете, о том, что у мамы скоро день рождения и надо где-то достать цветы, а денег — только три рубля, накопленные с завтраков, еще о чем-то думалось.

Потом собрание кончилось, и Антон, выбравшись из веселой и шумной толпы одноклассников, побежал к автобусной остановке. Там уже стоял друг Вовка — они жили рядом и добирались домой всегда вместе.

Старенький холодный автобус уныло тащился по улицам, вздыхая, чихая и охая на выбоинах.

— Жуть! — говорил Вовка. — Как вспомню про эти экзамены — жить не хочется!

Антон молчал. Он продышал в замерзшем окне глазок и теперь смотрел на проползающие за окном окраинные домики, на их крыши в шапках снега, на трубы, из которых в холодное, темное небо тянулись серые прямые дымы.

Автобус заскрипел, застонал тормозами и остановился.

— Нагорная! — хрипло объявил водитель.

Двери в морозной бахроме с грохотом открылись, ворвался новый холод, а за ним вошли люди: женщина, подталкивая впереди себя толстого от шубы мальчишку, за ней, превозмогая непослушное тело, пьяница с веселыми глазами, последней вошла девочка в ярко-красной шапке и села напротив Антона.

Дверь лязгнула, и автобус снова покатил среди сугробов.

Вовка уставился на девочку в красной шапке и умолк. Так проехали еще одну остановку.

— Красивая! — зашептал Вовка, толкая Антона коленкой. — Посмотри!

— Отстань…

— Нет, честное слово, ты посмотри! Только осторожно! Даже красивей Ленки.

Антон опустил голову и из-под ресниц взглянул на девочку. Так получилось, что глаза их встретились. Антон растерялся, мотнул головой и не сумел превратить свой взгляд в случайный. Так и смотрели глаза в глаза, пока Вовка не захихикал и не сказал:

— Здравствуйте! А вам далеко ехать? — И восторженно лягнул Антона ногой.

Девочка не ответила.

Антон нахмурился и снова отвернулся к окну. Глазок уже затянуло морозной пеленой — ничего не разглядеть за окном.

— Ничего, да? — зашептал Вовка.

— Отвяжись, — буркнул Антон. Он снова украдкой взглянул на девочку. Она смотрела в окно, а Антон смотрел на нее. Долго.

— Пошли! — Вовка поднялся. — Сейчас наша будет…

— Мне дальше, — почему-то сказал Антон.

Вовка хлопнул его по плечу и выпрыгнул на стылую улицу.

Снова ехали, молчали, смотрели украдкой друг на друга.

Потом девочка вышла. Антон — тоже и, как привязанный, пошел за ней, прячась в ночной морозной тени. И шел, пока она не свернула к домику, укутанному снегом.