Незабываемые дни

Окровавленной рукой он выхватил револьвер и, не целясь, — в упор, выпустил в нее всю обойму. Затем несколько минут сидел словно оцепеневший. На выстрелы сбежались полицаи из коридора.

Никто не спрашивал, как все произошло, у него не было нужды оправдываться, тем не менее он сказал, показывая на ножницы:

— Видите, чем мерзавка замахнулась на меня… Уберите ее отсюда, да так, чтобы те, которые во дворе, не видели. Вымойте как следует пол…

Вытерев о злосчастный бинт ножницы и наспех обмотав лицо, он, как вор прячась, добрался до своей квартиры.

Невеселые мысли приходили в голову начальника тюрьмы, пока он промывал рану, останавливал кровь и кое-как перевязывал лицо. Беспокоило и то, что надо все же сходить к врачу: зашить рассеченную бровь и щеку.

Он собрался уже вызвать по телефону доктора, когда появилась жена. С утра она была в городе, но, видно, успела уже навестить тюрьму, и чувствовалось — все знает. С подчеркнутым спокойствием прошлась она по комнате и как бы совсем безразлично спросила, с чего это он так забинтовался.

— Пустяки… Один преступник пытался посягнуть на мою жизнь, ну… поцарапал, как видишь. Преступник наказан.

— Преступник?. — внимательно вглядывалась она в его лицо.

— Ну… да…

Она молча села на диван и залилась горючими слезами, причитая на всю квартиру:

— Боже мой, великий боже, за что наказал ты меня, связав с этим человеком? До каких пор буду я терпеть такие издевательства?

— Да замолчи ты, люди услышат!

— И пусть слышат, пусть все знают, как страдает честная женщина, имея такого негодяя мужа.

11

Слышеня ждал Люду и на второй день, и на третий. Но она не приходила. Он волновался за нее. Очень жалел, что согласился взять злосчастный кусочек полотна.

Надеялся, придет кто-нибудь из ее камеры и он узнает о Люде. Но никто не приходил. А спустя еще один день ему приказали, чтобы узник сам прибирал свою камеру — ведь он мог уже ходить из угла в угол.

Как бы Слышеня рад был еще раз увидеть эту девушку, принесшую столько воспоминаний, что он, казалось, физически ощутил тепло прошлого. Нестерпимо хотелось спросить у нее о Нине Васильевне.

Но вскоре произошли такие события, которые заслонили всякие мысли о семье. Несколько дней его не вызывали на допрос, и он понял, что следователь готовит дополнительные материалы по делу. И вот однажды, поздно вечером, почти ночью, его повели к следователю. Тот встретил его с подчеркнутой вежливостью.

— Скажите, господин Сидорчук, вы все еще не решаетесь переменить свою фамилию?

— Не думаю, господин следователь. Нет особых оснований для этого.

— Вам видней.

На этом, собственно, и закончился официальный допрос. Далее следователь спрашивал уже о разных пустяках.

В дверь кто-то постучал.

— Войдите!

В камеру не вошел, а как-то бочком втиснулся человек в мешковатом, видимо слишком просторном для него, пиджаке. Здороваясь со следователем, он смотрел больше на Слышеню, чем на следователя, изображая на своем лице удивление.

— Садитесь, пожалуйста,— пригласил следователь. И тот сел рядом со столом, как раз напротив Слышени. С таинственным видом потирал свои кулачки, по очереди поднося их ко рту. Что-то бормотал себе под нос:

— Ы-гы-ыгы… так вот оно как… Так, так…

По глазам человека видно было, что он силится что-то вспомнить. И вдруг мутные глазки его как бы просветлели, загорелись живым блеском.

— Ага… вот… нежданно, негаданно!

Слышеня недоумевал. Видно, на очную ставку привели, но почему без конвоиров? Да и по поведению незнакомца, по его мимике, жестам, когда он здоровался со следователем, видно было, что он здесь не впервые, что он здесь свой. Слышеня насторожился, выжидая, что будет дальше. Во всяком случае, волноваться причин особых не было: человека этого он видел в первый раз, не знает его.

— Господин Сидорчук, вам знаком этот человек? — спросил следователь.

— Я его не знаю.

— О, да, да…— встрепенулся незнакомец.— Я должен сказать, господин следователь, что он, то-о-варищ Слышеня, действительно не знает меня.

Слышене показалось, что все тело, его сразу сделалось тяжелым-тяжелым, если бы и захотел, не смог бы оторваться от скамейки. Весь напрягшись как пружина, стараясь быть как можно спокойнее, он сказал тихо-тихо, почти шепотом:

— Что за чушь вы плетете?

Тот немного растерялся, беспокойно завертелся на скамейке. Но тут же овладел собой:

— Какая же чушь, если это самая настоящая правда. Разве можете вы отрицать, что вы Слышеня, Вадим Рыгорович, секретарь подпольного обкома… Ну да, да…, чего вы на меня так смотрите? — И человек даже ото» двинулся подальше со своей скамеечкой. Вы являтесь и членом партизанского штаба…

— Однако мастер вы сказки рассказывать. Я еще раз повторяю, что никогда вас не видел, не знаю, кто вы, откуда взялись и зачем эти дурацкие выдумки.

Следователь немного был сбит с толку и, чувствуя, что вопрос его не совсем кстати, однако, задал его:

— Так вы говорите, что не знаете этого человека, не знакомы с господином Зыбиным?