Незабываемые дни

Они, видно, привыкли уже ко всему, а потому и не проявляют особого интереса к происшедшему. Что ж, теплей будет в помещении. Но те, что были ближе к Слышене, помогли ему кое-как одеться, обмыли окровавленные ноги, натянули обувь. А главное — дали напиться. Кто-то принес и кусочек хлеба, но узник не прикоснулся к нему.

15

Нина Васильевна кое-как перебивалась с начала войны. Чтоб не очень бросаться в глаза разным злым людям, она переменила квартиру, перебралась ближе к детской больнице, где работала старшей сестрой. Фамилию носила девичью — так было безопасней. Больницу немцы быстро прикрыли,— им понадобилось помещение для военного госпиталя. Люди, работавшие в больнице с начала войны, разошлись кто куда. Очень много хлопот было с больными детьми, особенно с теми, которые еще не поправились как следует и у которых не нашлось ни родных, ни близких.

И нужно сказать, Нина Васильевна вместе с другими сестрами проявила здесь исключительную энергию и сметку. Часть детей отдали в детский дом, организованный такими же энтузиастами, как больничные сестры. Часть удалось раздать в некоторые семьи. Сама Нина Васильевна взяла двух детей, мальчика и девочку.

После закрытия больницы Нину Васильевну перевели на службу в одну из аптек на окраине города, где она и работала то фармацевтом, то заместителем заведующего аптекой. У нее была некоторая связь с партийным подпольем и партизанским отрядом, действовавшим в ближайших от города районах. Правда, связь эта ограничивалась передачей небольших партий медикаментов, которые добывала она или в своей аптеке, или в других, где работали ее знакомые.

Жилось трудно. Ежедневно Нина Васильевна ощущала острую нехватку хлеба, обуви, одежды для детей. Неуютную и тесную комнатку обогревала керосинкой. Потом добрые люди сложили ей небольшую кирпичную печку с длинной жестяной трубой. На руинах можно было найти обломки досок, бревен. Кое-как перебивались.

Какой тяжелой ни бывает жизнь, но она постепенно становится привычной, входит в какую-то свою колею, по которой и бредет человек некоторое время. Так было и с Ниной Васильевной. Ходила она на работу. Наведывалась на рынок, чтобы достать корзиночку картошки или литр молока. На рынок отнесла кое-что из ненужной одежды.

Вечера отдавала детям. Алику было четыре года, Кате только два. Им полюбилась новая мама, и, согреваемые ее нежной лаской, они постепенно забывали своих прежних мам. Их возраст, особенно возраст Алика, был тем возрастом в жизни детей, когда маленькие человечки начинают интересоваться всем на свете, в первую очередь, конечно, тем, что попадается им на глаза. В хлопотливой и вместе с тем радостной суете Нина Васильевна забывала о жуткой действительности, обо всем, что привело этих детей к ней. Она знала фамилию Алика, его маленькую биографию. За неделю до войны его, больного, привез из* под Бреста военный летчик, капитан. Сдал в больницу и, не имея времени ждать выздоровления ребенка, поехал обратно. Правда, он сказал, что через какую-нибудь неделю наведается. Но никто, конечно, так и не приехал к больному. Дни пошли совсем другие, началась шальная завируха войны.

Девочку подобрали неподалеку от города в эшелоне, который разбомбили немцы. Родители ее погибли во время бомбежки эшелона.

Нина Васильевна очень любила своих маленьких. Вечера с ними были и хорошим отдыхом и утешением. Они и спали вместе с ней на одной кровати. Каждую ночь она ощущает живое тепло этих трепетных горячих комочков. А в комнате тишина, тишина… И никто и ничто не мешает ее мыслям: вот придет, приедет Вадим с войны. И навстречу ему выведет она этих любимых и славных: принимай, Вадим, пестуй, береги их, это ведь наши с тобой солдатские дети. Он будет очень рад. Он любит детей, он так их хотел.

И вот в радостный мир этих светлых чувств, которыми она жила и дышала, ворвалось страшное, недоброе.

Она услыхала об этом на работе. Сотрудники аптеки — в помещении не было ни одного посетителя — печально шептались, вздыхали.

— Видишь, Ниночка, в плен к немцам попал партизанский командир, коммунист, так и пишут — секретарь партии Минской области.

У Нины Васильевны тревожно-тревожно забилось сердце. Секретарь партии… области. И хотя сочетание слов было немного необычным, но тревога росла, ширилась, охватила все ее существо.

— Где вы слыхали об этом? — спросила она.

— Не только слыхали, но и читали. Вон там, в газете ихней, напечатано.