Незабываемые дни

Может, было бы хуже, если бы газета оказалась у них в руках и ей пришлось бы читать при людях. Но газета лежала на подоконнике, а работники занялись каждый своим делом. Поэтому никто особенно не присматривался, как она читает газету, да и что в этом интересного. Нина Васильевна только взглянула на небольшую заметку, набранную жирным шрифтом, и, ухватившись за сердце, едва устояла на ногах. Прислонившись к оконному переплету и боясь, чтобы не услышали другие, как громко-громко стучит ее сердце, она дочитала заметку. Если бы кто-нибудь в эту минуту наблюдал за ней, то заметил бы, как вздрогнули уголки ее губ, и она готова была, забыв обо всем на свете, закричать о великом и страшном горе своем, так неожиданно свалившемся на нее. Она так сразу изменилась, осунулась, будто переболела тяжелой болезнью или сразу постарела на несколько лет. Быстро смахнув несколько слезинок, огромным напряжением воли она заставила себя стать спокойней и, положив газету на место, принялась за работу.

Она готовила лекарства, проверяла рецептуру, механически делала все, что требовалось по службе. Будь сослуживцы более внимательны, они заметили бы, что работа ей сегодня давалась необычайно тяжело. Временами, подойдя к какому-нибудь шкафу, она вдруг не могла вспомнить, а что, собственно говоря, ей нужно взять в нем? По нескольку раз перечитывала рецепт, не понимая ничего. Другие буквы, другие слова вставали перед ней, напоминая то ужасное, что произошло. В газете были слова и непонятные для нее. И не только непонятные, но такие, с которыми она не могла ни в коем случае согласиться. «Убедившись в бесполезности партизанской борьбы, он добровольно передал себя германским властям». Этого не могло быть!

Когда из ее рук выпал пузырек из-под лекарства и разбился, подруги по работе спросили:

— Что с тобой? Ты посмотри, на тебе лица нет.

— Голова… Чуть не разломится,— видно, угорела сегодня.

— Так почему же ты не идешь домой? Попросись, отпустит заведующий.

— Ничего, перетерплю, вот разве лекарство какое принять.

Еле-еле дождалась Нина Васильевна конца работы. Управившись с детьми и выведя их во двор погулять, она, наконец, могла побыть одна,— хотя бы выплакаться. Плакала, думала, гадала, что же это такое творится в ее жизни? И тут же разозлилась на себя: при чем тут ее жизнь, если где-то в тюрьме гибнет человек, который ей дороже всех на свете.

Много пережила она в тот вечер, строила разные планы, как бы узнать ей и самой убедиться, есть ли хоть капля правды в том, что напечатано в газете. О добровольном переходе не могло быть и речи: кто-кто, а она хорошо знала Вадима. Она думала и о том, что можно сделать, чтобы хоть немного облегчить его судьбу. Нужно ведь что-то делать, что-то придумать, кому-то намекнуть, подсказать, спасать человека.

И сколько ни думала, не находила ясного пути, по котором} можно было бы пойти.

Она вспомнила, как работники аптеки сказали, что вся эта заметка с начала до конца — фашистская брехня.

Спустя несколько дней, идя на работу, она видела прохожих на улицах возле новых объявлений, развешанных на стенах домов, на специальных фанерных щитах.

Остановилась и она.

И здесь Нина Васильевна увидела, что все ее надежды, весь фантастический, воображаемый мир, созданный ее мечтами,—все это сразу исчезло. То, что все честные люди, и она вместе с ними, хотели считать обычной брехней, оказалось суровой правдой. В объявлении так и говорилось, что он, секретарь партии области, выступит перед народом и расскажет, как от преступной партизанской деятельности, осужденной им самим, он решил перейти на единственно правильный путь, путь сотрудничества с новыми властями, в целях укрепления нового порядка, нового строя жизни. Нина Васильевна читала уже спокойно эти строчки. Всем предшествующим она была подготовлена к любым неожиданностям, ко всему, каким бы страшным оно ни было. Что ж, это конец, подлинный конец жизни любимого ею человека. Но не позорный конец! За несколько недель мучительных переживаний она не раз думала и об этом варианте. Теперь, прочитав объявление, Нина Васильевна пришла к мысли, что, видимо, он действительно выступит. Но как выступит? Вынужденный пытками, он придет сюда, но, вместо того чтобы хвалить фашистов, хвалить их порядки, он расскажет народу всю ужасную правду о фашистах, правду о гитлеровцах.

Нина Васильевна внимательно перечитала последние строчки объявления, где говорилось о месте и времени выступления: завтра, возле городского сквера, в восемь часов вечера. Тут же и призыв ко всем, чтобы обязательно приходили послушать это выступление.