Незабываемые дни

Долго прислушивался человек к тонкому серебряному звону и все не мог понять, наяву ли он слышит его или в дремотном сне долетают до него мелодичные звуки. Было тяжело дышать, словно камнем придавило грудь. Силился раскрыть глаза и раскрывал их, но ничего не видел. Кругом стоял густой, непроглядный мрак. Сколько времени он пробыл в этом мраке, он не знал. Временами всплывали в памяти, будто страшные видения, обрывки каких-то воспоминаний. Потом все исчезало, и он снова впадал в забытье.

А колокольчики все звенят и звенят. И с каждой минутой их серебряный звон громче. Потом колючий холод цепляется за плечо, зябко прикасается к щеке. Человек пытается пошевельнуться, повернуть голову в другую сторону. И вдруг становится светло-светло. Он даже зажмурил глаза, чтобы привыкнуть к свету и к безграничной голубой высоте, распростершейся над ним. «Это же небо! — догадывается он.— Вон и облачка плывут на нем, плывут, не торопятся… А солнце, солнце, как много его!»

А колокольчики все звенят, звенят.

Человек лег поудобней, осмотрелся. Возле самого лица из рукава ватного пальтишка выглядывала детская рука: пальцы сжаты в маленький кулачок, и, когда Слышеня пошевелился, из кулачка просыпалась горстка песку. Видно, раньше рукав лежал на лице Слышени, закрывал его глаза. Слышене казалось: еще минута, другая — и содрогнется земля, чтобы обрушить свой великий гнев на тех, кто сделал неподвижной эту маленькую-маленькую ручку дитяти.

Но земля не содрогнулась. Неслись и неслись по небу прозрачные весенние облачка. Пригретая солнцем Стенка рва слегка дымилась паром. По ней изредка скатывались с еле уловимым шорохом песчинки, мелкие камешки. И не переставая все звенели, звенели серебряные колокольчики.

Где же они, колокольчики?

Слышене стало душно. Может, от солнца, уже не скупого на ласки, может, от тяжелых мыслей, от волнения. Томимый духотой, сбросив со своей груди ноги Мертвеца, Вадим Рыгорович повернулся на другой бок.

Теневая сторона рва была покрыта белым мохнатым инеем, на котором кое-где поблескивали, загорались и тут же гасли разноцветные искорки. А там, вверху, солнце, видно, хорошо пригревало землю, и на припеке таяли остатки снега. По обрубленному лопатой корню, нависшему почти над самой головой Слышени, журчала вода и стекала вниз тоненькой и ровной, как струна, струйкой. Она выбила на дне рва небольшую лунку и все звенела и звенела серебряными колокольчиками. Вода хорошо напоила песок вокруг и подобралась под самое плечо и щеку Слышени, когда он лежал без сознания.

Подставив лицо солнечным лучам, он жадно прислушивался теперь к едва уловимым звукам пробуждающейся земли. Болело плечо. Попробовал пошевелить рукой. Ее можно было поднять, согнуть в локте. «Значит, пуля не затронула кость»,— подумалось сразу, и на сердце сделалось легче. И все, что видел он над собой,— и светлые облачка, и глубокая кристальная голубизна неба, и согретые солнцем кучи песка, и прошлогодняя почерневшая былинка полыни, и веселая струйка воды — все это стало еще более прекрасным, манящим, чем раньше, когда за работой он не замечал порой всей красоты своей земли. Он даже чувствовал запах полыни, согретой смолистой сосны и земли, которой только что коснулись животворные лучи солнца. Видел, как тянется к солнцу все живое: вон, будто иголочка, пробилась из-под песка слабая травинка, зеленеет, набирается силы; над самым обрывом теплыми пушистыми почками желтеет лозовый куст; какая-то птичка присела на песчаный гребень, чирикнула раза два и, глянув мельком в яму, взмахнула крылышками, вспорхнула — и вот все выше и выше трепещет в бездонной голубизне живая золотинка. И оттуда, из солнечной дали, вдруг проливается песня.

… С трудом поднялся Слышеня с земли, встал наконец на ноги. Прислонясь грудью к краю рва и держась обеими руками за оголенные корни сосны, с трудом перевел дух. Из рва видно поле. Кое-где белеют на нем заплатки снега. Земля почернела везде и, казалось, дышала: легкое прозрачное марево струилось над полем. С другой стороны видна зеленая стена соснового леса с небольшими бледно-коричневыми пятнами молодого березняка. В противоположной стороне сквозь редкие сосенки можно разглядеть кусочек шоссе. Мокрый асфальт поблескивал на нем, часто проходили одна за другой машины, и солнечные блики резко вспыхивали на их стекле.

«Нет, туда нельзя идти…» — подумал Слышеня.

Трудно выбраться из рва, трудно идти. А нужно как можно скорей и дальше отойти от этого места. Уже вечерело, когда Слышеня отошел от рва на какой-нибудь километр. Он пробирался редким сосняком к лесу. И хотя немного прошел, но путь показался ему долгим-долгим. Совсем обессиленный, он подолгу отдыхал, примостившись на каком-нибудь пне, а то и просто лежа под сосной, если попадалось более или менее сухое место. Наконец совсем выбился из сил. Он уже не шел, а медленно переползал от одного дерева к другому.