Николай Анциферов. «Такова наша жизнь в письмах». Письма родным и друзьям (1900–1950-е годы)

Последнее время все возможности улучшить мое положение на 188 к. были исчерпаны. Но и работа истопника мне была очень трудна последние дни. Я снова начинал день, как весною, с ощущением тяжелого груза, который я поднимаю на плечи. Я так ждал конца дня и провожал его словами — «Ну, днем меньше». Я не могу еще ничего определенного сказать о новой колонне. Пока показалось, что в старой лучше бараки (чище, теплее, выбелены), больше вообще порядка и дисциплины. Нет шпаны. Здесь плюсы — 1) мы в самом Лесозаводске, 2) есть дневной перерыв, 3) в бараках электричество, 4) лучше ларек. Вот пока все.

Адрес. ДВК. ст. Уссури. Амурлаг. 19-ое отделение 16-ая колонна.

Вчера получил твое письмо от 7-го, в котором так много надежд. Пришло письмо и от Танюши. А все же 1938 есть за что сказать спасибо! За нашу переписку. Целую тебя, моя Ярославна. Твой Коля.

Каким-то чудом получил здесь твое письмо № 1. Потрясен смертью Анат. Вас.[582]

9 февраля 1939 г. Ст. Уссури

Моя дорогая Сонюшка, ни писем, ни посылки. Я бы объяснил это тем, что все пока первоначально направляется на 188-ую колонну. Но ведь я же получил в первый же день пребывания здесь твое письмо! У меня была трудная полоса. У меня снова были приступы малярии. Меня снова обокрали. Снова взломали мой бедный чемодан и похитили ботинки. Жаль их ужасно. Присылать взамен ничего не нужно. Теперь я их здесь получу, когда надо будет снимать валенки.

Работа дневального мне очень не по душе. Я совершенно не принадлежал себе все 24 часа в сутки, т. к. на мне лежали и ночные дежурства, которые ни я, ни кто другой полностью не выполняли. Но настоящего сна не было. В бараке дневная и ночная смена, так что в нем всегда толчея. Шпана препротивная предъявляет, конечно грубо, свои требования. Несколько раз в день приходилось подбирать плевки, сопли, окурки, прилипшие к плевкам, раздавленные рыбки и т. д.

И все же это не плохо, что 10 дней я был дневальным. Все же для сохранения своего здоровья это было лучше, чем физическая работа в морозы на стройке.

Сейчас мое положение значительно улучшилось. Со вчерашнего дня я работаю в конторе по учету работы локомотивов, генераторов и т. д. Как хорошо, если я с ней буду справляться и смогу закрепиться. Встретили меня хорошо; в работе пока нет особой спешки. Главная опасность — это рассеянность. Пока особенно еще не радуйся — но, во всяком случае, хоть несколько дней я подышу совсем в другой атмосфере.

Кроме того, я приглашен нашим воспитателем в кружок самодеятельности[583] в качестве суфлера для спектакля (водевиль Каратыгина) о рассеянном человеке.

Очень обрадован появлением в нашей колонне одного поэта-художника из Москвы, с которым я встречался еще в 174 колонне[584]. Мы с ним очень оживленно беседовали о литературе. Он также очень интересовался романтиками. В частности, мало кому известным Гёльдерлином. (Читала ли ты его роман «Гиперион» об Элладе, посвященный современности и воскресающей в его душе <красоте Эллады>?)[585] Я этот роман предлагал переиздать и редактировать из-ву Academia. Он еще не переведен на русский. Когда этот поэт выслушал мою точку зрения на романтизм (тоска по вечности и по лику и неспособность найти в жизни свое «ты» из‐за поглощенности самим собою), он мне сказал очень подходящие стихи Вяземского. У меня была работа о романтическом стремлении вдаль (одна из форм — устремленность к вечности). Этот поэт сказал мне стих Вяземского, прекрасно выражающий мою мысль. Я бы их взял эпиграфом:

Даль — невеста под фатою

Даль! Неведомая даль!Повенчаешься с тобоюИ в жене невесту жаль[586].

Так было и с романтиками, которые обжигались о дали, о чужие края и, опустошенные, возвращались домой.

Я сейчас очень воспрянул настроением. Кстати, один из наших, взятых по изоляции, подававший заявление о пересмотре, — освобожден с условным сохранением срока. Это первый реальный факт.

Я тороплюсь, т. к. пишу в нашей конторе. В окно видно, как совсем близехонько проходят поезда — как вид их волнует! Колонна наша на берегу реки. Здесь будет хорошо весной и летом. М. б., удастся покупаться. Итак, будем жить, будем жить. Целую крепко.

Твой и здесь Коля.

Я достал роман Золя «Разгром»[587]. Очень рад. Перечел все, что у меня было.

14 февраля 1939 г. Ст. Уссури