Николай Анциферов. «Такова наша жизнь в письмах». Письма родным и друзьям (1900–1950-е годы)

На столике у меня теперь есть — ландыши и ирис.

15 июня 1939 г. Ст. Уссури

Дорогая моя Сонюшка, уже несколько дней, как нет письма. Так хочется под вечер подняться на мост и сесть над рекой с твоим свежим письмом. Вчера мне было нехорошо, и ужасающая головная боль — сердце работало плохо. Я узнал, что последняя комиссия все же установила у меня артериосклероз. Романея нашла «ослабление деятельности сердца» и уложила меня на один день. Я хорошо, крепко, глубоко спал «сладким сном», как уже давно не спал. Даже цифры не мерещились, и во сне я не занимался вычислениями. Я, конечно, переутомился на этой непривычной работе. Два дня тому назад вышел перед сном полюбоваться ночным небом. Смотрю на звезды и ловлю себя на мысли — в нужную ли графу попала звезда Вега. А работы, по существу, у меня теперь немного, и только моя неприспособленность к ней создает и все трудности, и переутомление.

После дня, вернее, вечера отдыха и крепкого сна я встал опять со вкусом к жизни. Опишу тебе свой быт. Встаю около 7 часов, хотя настоящего сна нет уже часа два. Подъем, развод — все это будит меня, и я уже только дремлю, часто просыпаясь. Итак, около 7^мивстаю. Иду на берег реки. Но это не сама река с ее простором. Наш лагерь граничит лишь с ее рукавом. Берег завален строительным мусором, и живописного в нем мало. Но я моюсь в реке с удовольствием. Купаться же буду лишь после ответа твоего на мой вопрос о режиме при сердечном отеке ног. Затем беру котелок с водой, мел и иду к трем доскам, где выписываю в % % выработку бригад, лучших людей колонны на данный день (красная доска) и рекордистов, вырабатывающих от 200 % и выше. К доске позора, где пишут имена отказчиков, я отношения не имею. Затем беру свою булочку в кухне — утреннего блюда я, как и большинство из адмтехперсонала, не ем. Начинаю свою работу над материалами по производительности труда. Около 9–10 возвращаются с работы мои соседи по нарам, пом. прораба и десятник контролер, и мы пьем чай. Причем они приготовляют кету или селедки, а я ставлю что-нибудь из присланного тобою, в том числе лук. Соус — уксус с горчицей. Затем снова работа до 12 или 1 часа дня, по моему усмотрению. Т. к. у меня работа не нормированная ни объемом, ни часами — то я располагаю сам своим порядком, и это огромный плюс моей работы. А главное, никто не торопит, не кричит — «давай, давай!» Пишу два рапорта — прорабу и пом. по квру (культурно воспитательная работа) о выработке бригад.

Затем обед. Я беру только гречневую кашу (кладу твое масло). И изредка гороховый суп. Аппетит у нас к нашей столовой совершенно упал. Много всего — сытно, а пища не идет. Повторяю, не только у меня, засыпанного твоими дарами. После обеда — несколько страничек книги и сон — около часа. Затем с 2 часов — 2½ снова работа до 6. В 6 я иду на производство, непосредственно примыкающее к нашей зоне и тоже окруженное тыном и сторожевыми вышками. Здесь я знакомлюсь с теми ребятами, которых должен учитывать. Сейчас в основном — земляные (дамба, засыпка русла рукава и другие). Вот тут я и поднимаюсь на мост, любуюсь речными далями, слежу полет стрижей и думаю свои думы о воле.

Возвращаюсь в контору (она за перегородкой от нашего общежития). Тут самая горячая работа. Приемка и проверка рабочих сведений. Захожу в санит. уголок — беру список освобожденных по болезни — и проверяю рабочих («работяг»). Устанавливаю списочный состав. Затем «проверка» — длинная процедура — нас выстраивают между бараками и пересчитывают по бригадам. Затем разноска писем и объявлений, если они есть. Затем ужин и вечерняя работа от 1 часа до 2 часов. Иногда удается кончить раньше и пробежать изредка газету. Место для сна у меня теперь хорошее. В углу и одиночные нары. Клопов пока нет. Надо мной спит тот повар, к которому приезжала на свидание жена. Я сплю один и стал раздеваться. Извлек твою большую простыню, служившую мне одно время подушкой. В бараке теперь тихо. Нас всего 13 человек. День похож на день — как две монеты одной чеканки.

Вчера новость. Взяты на этап наши клепальщики. Им объявили зачеты, не исключая и к-р, взятым по изоляции. Фактически это сокращение срока % на 25. Очень, очень тронут угощением А. М.[641], орехами и проч. Какой он славный человек. Напиши или сейчас же, <или> когда узнаешь о рождении у Гогуса ребенка, и поздравь. Скажи, что я очень заинтересован своим «внуком». Как хорошо, что дочери Ив. Мих. лучше. Вот и мои радости. Целую свою Сонюшку. Коля.

Ввиду лета не высылай больше сливочного масла, а только топленое, не увеличивая его количества. Лучше даже и его сократи. Буду рад — голландскому сыру.

Очень, очень прошу: присылай посылки реже и в меньшем количестве. Я ем мало.

Ну вот и письмо от тебя. № 35 от 29 мая о твоей лекции о Пушкине, такое снова грустное. Сонюшка, неужели же мне не суждено уже вносить какую-нибудь радость в твою жизнь.

№ 34 еще нет.

17 июня 1939 г. Ст. Уссури