Николай Анциферов. «Такова наша жизнь в письмах». Письма родным и друзьям (1900–1950-е годы)

Дорогая, милая, любимая Сонюшка. Получил еще два письма — первые из Вереи. Как я рад за тебя! Мне хочется только, чтобы ты понимала свое «для тебя» не только в смысле своих сил, но и в смысле моей сорадости. Беспокоит только меня мысль о том, что я смутил твой покой письмом об отеках и о переводе на другую колонну.

Все, о чем вспоминаешь ты, — живет во мне. Я тебе писал в прошлом письме, что именно здесь я очень интенсивно предаюсь воспоминаниям о последних годах своей жизни на воле. Помню все, начиная со склоненной над Песочной березки близ Речкова, кончая твоим испугом при виде моей ушибленной руки. Отдайся всей душой — уюту, тишине, природе и не смущайся никакими ненужными мыслями.

Как у нас совпало опять. Ты читаешь мой любимый роман Тургенева. А я его так живо вспоминал именно в эти дни. Я писал тебе о Лаврецком, вернувшемся к себе в глушь. Я не сравниваю, конечно, свои переживания с его. Но что-то здесь напомнило мне о них. Ты все задаешься вопросом — хватит ли у меня сил. И вот снова Пушкин.

Сохраню ль к судьбе презренье!Понесу ль навстречу ей непреклонность и терпенье

гордой юности моей.

И дальше: «и твое воспоминанье заменит душе моей силу, гордость, упованье и отвагу юных дней»[651].

10^го. Несколько дней не было почты. Пришла. А мне писем нет. Может быть, они все же попали на 16^ю. Эти дни все время дождь. Более сильный — ночью, и мелкий днем. Вся глина распустилась. Ноги вязнут. Все в грязи. А тут еще как ветер поднимется. От сырости не знаешь куда деваться. Ноги совершенно промокли. И начинаешь жалеть о днях жары, несмотря на их духоту. Вчера было особенно неприятно. После обеда я прилег вздремнуть минут на 10–15. Ты знаешь, меня освежает даже такой короткий сон. Завернулся в твое одеяло. И, знаешь, такое неприятное чувство — вот сейчас разбудит лязг рельсы — это сигнал развода. Уснул крепко. Проснулся. Никто не будит. Оказалось, что из‐за ненастья — нам дали во вторую половину дня — отдых. Так приятно было немножко принадлежать себе. Я пошил, почитал, написал детям. Тебе не кончал письмо в ожидании почты из Уссури и все время был словно в какой-то дреме. Это состояние, собственно, не покидает меня с переездом сюда. Слабость — что ли?

Отправщика грузов, с которым у меня были расхождения, сменили. С новым мне много легче.

Теперь о делах. Получила ли ты доверенность? Я книг не получал. Думаю, если есть шанс их получить, то нужно высылать в посылке. Ничего особо интересного высылать не нужно. Я даже не прошу Данте в переводе Михаила Леонидовича[652]. Все равно не дойдет. Но мне бы очень хотелось, чтобы в мою память тебе ее подарили. Я так много поработал над этой книгой и впоследствии так часто вспоминал ее.

Пришли мне мой изъеденный молью пиджак черный, галоши (кажется, № 12) и брынзы или сыру. Посылки высылай пореже. Не чаще раза в месяц.

Хотелось бы антоновское яблочко. Видишь, твой благоразумный муж уже готовится к осени. Привет Лёле и твоим хозяевам.

Целую тебя.

Твой Коля.

14 июля 1939 г. Ст. Уссури

Сонюшка, моя дорогая, на душе так смутно. Писать не следует. Но боюсь большого перерыва. Тем более что не знаю, как из нашей глуши доставляются письма в Уссури — откуда их направят тебе через нашу лагерную экспедицию.

Мне здесь очень душевно холодно и чуждо в быту. А на работе много неприятностей и непривычной грубости. Как грустно, что все то немногое, что удалось наладить на той колонне и внутри себя, и вокруг себя — разрушено. Конечно, здесь нужно проникнуться мудростью песенки — «вода ничем не дорожит и дальше-дальше все бежит, все дальше, все дальше». Я, конечно, понимаю, что может быть много хуже. Но здесь же знал лучшее, и мне грустно, что так случилось.

Паек среднетехнического персонала я получил. Не знаю, надолго ли. Переехал я из общего барака в барак адм. тех. персонала. Сплю на топчане, а не на нарах. Надо мной никто не сорит и не спускает грязных, дурно пахнущих ног. Я очень рад топчану и мечтаю уже о сеннике. Чехол у меня есть. Беда — это москиты и комары. Я совершенно по ночам искусан. Спим с открытыми окнами, т. к. стекол пока нет.

Посылку наконец мне привезли. Все хорошо дошло. Знаешь, этот раз особенно обрадовал пектус. В жару он очень освежает рот. Спасибо за все. Еще раз прошу высылать посылку не чаще раза в месяц. Это очень серьезная просьба. Только чая клади побольше. Мне приходится заваривать его на весь барак.

Выдали мне новую футболку (майка с рукавами). Писал тебе как-то, что жду летней рубашки. Если не выслала, то и не высылай. Она теперь лишняя, раз дали футболку.

Прочел «Цусиму». Очень интересно. Как мемуары. Но материал литературно — сырой. Хотя есть удачные места. Но какое нагромождение картин дантова ада! Тяжело читать книгу.

«Интернациональную литературу» не получил. Их все же лучше высылать в посылках.

Двадцать лет тому назад умер мой старший сын, тихий, ясный мальчик.

Мне холодно, Сонюшка.