Читаем Нюрнберг вне стенограмм полностью

Дело в том, что смотрела я крамеровский фильм даже больше чем с волнением. Меня буквально трясла нервная дрожь. Я никогда ранее не предполагала, что сможет наступить время, и далекие события Нюрнберга всплывут столь живо и настойчиво не только в памяти моей, но и в душе.

Невозможно представить себе, что я чувствовала, «проезжая» в машине по Фюртштрассе к Юстиц-Паласу, мимо развалин и руин… Меня совершенно потряс, почти до состояния галлюцинации, внутренний вид особняка, в котором расположился американский судья… Он был так похож на тот, в котором мы жили! Те же лестницы, те же залы, та же гостиная и даже те же шторы…

Оказалось, что Лена Александрова, жена генерала Александрова и переводчица Руденко, случайно попала в Голливуд во время съемок фильма. Ее представили Марлен Дитрих, и та, узнав, что Лена работала на процессе, подробно расспросила ее обо всем. В числе прочих сведений Лена рассказала и про «Дом Руденко».

37

Что же удивительного в переполохе, охватившем наше начальство, когда «пропали» дипкурьер, Соловов и я. Дипкурьер прибыл в Юстиц-Палас к вечеру. Начальства уже не было. Его нужно было доставить к Руденко, а машины тоже не было. Мы с Солововым вызвали такси. По телефону фамилию Соловов диспетчер записал своеобразно: Сахалава. Иностранцы вообще произнести наши фамилии правильно не могли: говорили, что можно сломать себе язык.

Когда машина пришла, было уже темно. Шофер или решил заработать, или не знал, что часть советской делегации проживала на Айхендорфштрассе: у нашего руководства были свои машины, и они не пользовались такси. По инерции или нет, но шофер завез нас в совершенно другую сторону, где действительно часть советской делегации жила. Пока мы добирались домой, прошло много времени. Все очень волновались: пропал, как-никак, дипкурьер! Ну, и мы с Борей тоже. Однако все обошлось.

38

Один из приемов в «Доме Руденко» закончился письменным извинением представителя английского обвинения. Вначале был ужин. После ужина начались танцы. Обворожительная Таня Гиляревская – самая прекрасная женщина, с которой мне довелось общаться в моей жизни (она умерла от инсульта три года тому назад) – лихо отплясывала «русскую» с английским обвинителем, имя которого я уже, к сожалению, не помню. Образовав полукруг, остальные аплодировали. Партнер был пьян. Неожиданно остановившись, он снял с себя свой черный пиджак… Аплодисменты вспыхнули с новой силой. В изумительно красивом вечернем платье (из белого атласа, с длинной шифоновой накидкой, переливавшейся всеми оттенками от голубого до синего) Гиляревская кружилась, размахивая белым платочком… За пиджаком последовали жилет, «бабочка» и сорочка… Ситуация принимала пикантный оборот. Привычным движением англичанин скинул брюки и, под общее «ах!», остался в белых коротких кальсонах и штиблетах. Рыжие волосатые ноги обхватывали резинки и носки…

Письмо, содержавшее подобающие извинения, пришло утром.

В Нюрнберге, единственный раз в моей жизни, я получила предложение выйти замуж за… американца. Американец был невысок ростом, темноволос, худощав, довольно созерцателен и робок. Он уговаривал меня, ссылаясь на то, что «дома», в Америке, у него ранчо, сто лошадей и мама. Надо мной дружно издевались, утверждая, что «американскую свекровь» упускать было просто непростительно. Вскоре мой «жених» уехал, на прощание подарив мне вазу. Она цела.

39

Повествование мое подходит к концу. Хотя это не имеет прямого отношения к процессу и моему пребыванию на нем, но все-таки хотелось бы рассказать о том, как я туда попала и как при этом выглядела.

После окончания института (МГПИИЯ)[206] меня оставили в нем преподавать. В институте, начиная со 2-го курса, я пользовалась большим авторитетом и известностью. Я первая получила Сталинскую стипендию. Мне прочили научную карьеру, но после смерти мамы (ее убили в 1944 году) мне нужно было работать.

По распределению меня назначили преподавателем фонетики на 1-м курсе. То был период, когда распределение носило болезненный характер. Его боялись. Многих выпускников направляли работать в школы в провинцию.

Мой первый урок должен был начаться в 15 часов с минутами. Из пятерых сокурсников я «вступала в бой» номером 1. В 14.00 меня вызвала к себе начальник спецотдела Татьяна Алексеевна Гиляревская. Эта миниатюрная, элегантная женщина, прожившая долгое время с мужем (Норманом Бородиным) в США, как две капли воды походила на американскую кинозвезду Глэдис Суосайт.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное