Дело в том, что смотрела я крамеровский фильм даже больше чем с волнением. Меня буквально трясла нервная дрожь. Я никогда ранее не предполагала, что сможет наступить время, и далекие события Нюрнберга всплывут столь живо и настойчиво не только в памяти моей, но и в душе.
Невозможно представить себе, что я чувствовала, «проезжая» в машине по Фюртштрассе к Юстиц-Паласу, мимо развалин и руин… Меня совершенно потряс, почти до состояния галлюцинации, внутренний вид особняка, в котором расположился американский судья… Он был так похож на тот, в котором мы жили! Те же лестницы, те же залы, та же гостиная и даже те же шторы…
Оказалось, что Лена Александрова, жена генерала Александрова и переводчица Руденко, случайно попала в Голливуд во время съемок фильма. Ее представили Марлен Дитрих, и та, узнав, что Лена работала на процессе, подробно расспросила ее обо всем. В числе прочих сведений Лена рассказала и про «Дом Руденко».
Что же удивительного в переполохе, охватившем наше начальство, когда «пропали» дипкурьер, Соловов и я. Дипкурьер прибыл в Юстиц-Палас к вечеру. Начальства уже не было. Его нужно было доставить к Руденко, а машины тоже не было. Мы с Солововым вызвали такси. По телефону фамилию Соловов диспетчер записал своеобразно: Сахалава. Иностранцы вообще произнести наши фамилии правильно не могли: говорили, что можно сломать себе язык.
Когда машина пришла, было уже темно. Шофер или решил заработать, или не знал, что часть советской делегации проживала на Айхендорфштрассе: у нашего руководства были свои машины, и они не пользовались такси. По инерции или нет, но шофер завез нас в совершенно другую сторону, где действительно часть советской делегации жила. Пока мы добирались домой, прошло много времени. Все очень волновались: пропал, как-никак, дипкурьер! Ну, и мы с Борей тоже. Однако все обошлось.
Один из приемов в «Доме Руденко» закончился письменным извинением представителя английского обвинения. Вначале был ужин. После ужина начались танцы. Обворожительная Таня Гиляревская – самая прекрасная женщина, с которой мне довелось общаться в моей жизни (она умерла от инсульта три года тому назад) – лихо отплясывала «русскую» с английским обвинителем, имя которого я уже, к сожалению, не помню. Образовав полукруг, остальные аплодировали. Партнер был пьян. Неожиданно остановившись, он снял с себя свой черный пиджак… Аплодисменты вспыхнули с новой силой. В изумительно красивом вечернем платье (из белого атласа, с длинной шифоновой накидкой, переливавшейся всеми оттенками от голубого до синего) Гиляревская кружилась, размахивая белым платочком… За пиджаком последовали жилет, «бабочка» и сорочка… Ситуация принимала пикантный оборот. Привычным движением англичанин скинул брюки и, под общее «ах!», остался в белых коротких кальсонах и штиблетах. Рыжие волосатые ноги обхватывали резинки и носки…
Письмо, содержавшее подобающие извинения, пришло утром.
В Нюрнберге, единственный раз в моей жизни, я получила предложение выйти замуж за… американца. Американец был невысок ростом, темноволос, худощав, довольно созерцателен и робок. Он уговаривал меня, ссылаясь на то, что «дома», в Америке, у него ранчо, сто лошадей и мама. Надо мной дружно издевались, утверждая, что «американскую свекровь» упускать было просто непростительно. Вскоре мой «жених» уехал, на прощание подарив мне вазу. Она цела.
Повествование мое подходит к концу. Хотя это не имеет прямого отношения к процессу и моему пребыванию на нем, но все-таки хотелось бы рассказать о том, как я туда попала и как при этом выглядела.
После окончания института (МГПИИЯ)[206]
меня оставили в нем преподавать. В институте, начиная со 2-го курса, я пользовалась большим авторитетом и известностью. Я первая получила Сталинскую стипендию. Мне прочили научную карьеру, но после смерти мамы (ее убили в 1944 году) мне нужно было работать.По распределению меня назначили преподавателем фонетики на 1-м курсе. То был период, когда распределение носило болезненный характер. Его боялись. Многих выпускников направляли работать в школы в провинцию.
Мой первый урок должен был начаться в 15 часов с минутами. Из пятерых сокурсников я «вступала в бой» номером 1. В 14.00 меня вызвала к себе начальник спецотдела Татьяна Алексеевна Гиляревская. Эта миниатюрная, элегантная женщина, прожившая долгое время с мужем (Норманом Бородиным) в США, как две капли воды походила на американскую кинозвезду Глэдис Суосайт.