Читаем Но тогда была война полностью

Да, война продолжалась, надо было жить по законам военного времени. Отец сходил в домоуправление в Кусково, за линию, то есть за железнодорожные пути, так у нас говорили: за линию пойдешь? — это значит, что надо пересечь все сортировочные ветки, путей шестнадцать, и два магистральных пути, по которым сновали электрички, ходили поезда, двигались на фронт эшелоны и возвращались с обгорелыми вагонами и разбитой техникой.

Сходил Иван Павлович за линию, уладил дела жилищные как вернувшийся из эвакуации, но нашу комнату освободили не сразу, потолкались с месячишко в шестиметровке, что была напротив нашей, через коридор. Шикарное житье — по квадратному метру на человека. Зато в коридоре на стене — единственный в переулке телефон. Снимает ребятенок трубку, ждет ответа связистки: "Первый!" — говорит тетенька. Детский голосок пищит: дайте город, пожалуйста! Соединяю. И длинный гудок. А кому звонить? Можно набрать 100 и услышать время: шестнадцать часов тридцать минут. Жив в памяти номер: Ж-4-15-80, добавочный 1-40. Звоните, друзья.


"РАСКОЛ"



Друзья, звоните мне, звоните.

Ну отчего молчите вы?

Распались дружеские нити,

Сто лет мне не звонят, увы.

Друзья, звоните мне, звоните,

Сто лет мне не звонят, увы.

Ну что ж, я сам пошлю звонки им

По всем старинным номерам.

— Здесь не живут давно такие,

Да сколько объяснять мне вам!

Здесь не живут давно такие,

Да сколько объяснять мне вам!

Пускай с надрыва сядет голос,

И лопнет от него струна,

Кричу на крик: "Все раскололось,

И жизнь, и дружба, и страна!"

Кричу на крик: "Все раскололось,

И жизнь, и дружба, и страна!"

В ладони раскалилась трубка,

Но я отбой пока не дам.

Надежды белая голубка,

Лети к друзьям по проводам.

Надежды белая голубка,

Лети к друзьям по проводам!


К нам приходили соседи звонить, им звонили, и мы бегали звать: Анна Васильевна! К телефону! Радостное событие. Если б возможно было чудо — набрать номер, сказать: один сорок, пожалуйста, и услышать мамин голос, и поговорить с ней, и попросить у нее прощения за все, и за свои сочинения тоже, и позвать отца, Лиду, Женьку, а потом пригласить всех соседей… Всех, кого уже нет. И сказать всем: простите…



ДОМ И САД



Наутро по возвращении сестры и с ними я (вот привязался!) обследовали дом. Для начала познакомились с детьми поселенцев из нашей комнаты, выслушали историю пропажи собаки Дельты, она сбежала от бескормицы, сгинула где-то; вспомнили, как у нее в будке зимой окотилась кошка, и Дельта пустила ее к себе в трудный для животного момент и не подпускала маму, когда та пришла кормить собаку, рычала зло; пообщались со старушкой — матерью дяди Леши Хлебникова; слазили на верх (верхом называлась мансарда, но никто никогда не говорил: сходи на мансарду, сними белье, всегда — на верх, потому и написано раздельно). Там все было по-старому, те же керенки на фанерных стенах, старые не застланные кровати: ага! тут можно спать. Добыть бы только наматрасники. Нашли отцов велосипед: он обнаружился в пазухе чердака под крышей, целехонек. Им займемся позже.

Велосипед достал я, когда мне исполнилось лет двенадцать. Костя Ивановский помог мне его отремонтировать, и мы всем переулком научились на нем ездить и гоняли к магазину на Пятом проспекте за мороженым в пачках. Даже довоенный номер сохранился: маленький жестяной прямоугольник с пятизначной цифрой, прикрученный проволокой к пружинам сидения. В ту пору велосипеды регистрировались, и надо было получать номер в Перово. Отец обещал купить мне новый велосипед, если семилетку окончу с отличием, я постарался, и вот новенький зисовский велик у меня в руках, долгая канитель с получением номера… У старого велосипеда мне нравился прямой руль, а у этого какой-то крендель. Но дареному коню в зубы не смотрят. Мы продали старый Косте за символическую сумму. А, может, просто так отдали, не припомню…

Но продолжаем осмотр дома. Вылезаем на балкон. Вот здесь по праздникам прибивали знамя, сказала Зоя. А где оно сейчас? — это я спросил. Посмотрим. Есть! На старом месте нашлось знамя, именно знамя, не флаг — шито золотом, тяжелое, с серпом и молотом золотым, с бахромой и золотой звездой, древко грубо струганное, крашеное, внизу дырка, в ней здоровенный гвоздь. Надо же, сохранился. Будто сейчас держу его в руках. Вот бы вывесить в честь возвращения, посоветовала Лида-фантазерка. А отца в милицию заберут за такие шуточки. Будет праздник, тогда и знамя приколотим. А пока его надо убрать на место, приказала старшая сестра.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Война
Война

Захар Прилепин знает о войне не понаслышке: в составе ОМОНа принимал участие в боевых действиях в Чечне, написал об этом роман «Патологии».Рассказы, вошедшие в эту книгу, – его выбор.Лев Толстой, Джек Лондон, А.Конан-Дойл, У.Фолкнер, Э.Хемингуэй, Исаак Бабель, Василь Быков, Евгений Носов, Александр Проханов…«Здесь собраны всего семнадцать рассказов, написанных в минувшие двести лет. Меня интересовала и не война даже, но прежде всего человек, поставленный перед Бездной и вглядывающийся в нее: иногда с мужеством, иногда с ужасом, иногда сквозь слезы, иногда с бешенством. И все новеллы об этом – о человеке, бездне и Боге. Ничего не поделаешь: именно война лучше всего учит пониманию, что это такое…»Захар Прилепин

Василь Быков , Всеволод Вячеславович Иванов , Всеволод Михайлович Гаршин , Евгений Иванович Носов , Захар Прилепин , Уильям Фолкнер

Проза / Проза о войне / Военная проза
Уманский «котел»
Уманский «котел»

В конце июля – начале августа 1941 года в районе украинского города Умань были окружены и почти полностью уничтожены 6-я и 12-я армии Южного фронта. Уманский «котел» стал одним из крупнейших поражений Красной Армии. В «котле» «сгорело» 6 советских корпусов и 17 дивизий, безвозвратные потери составили 18,5 тысяч человек, а более 100 тысяч красноармейцев попали в плен. Многие из них затем погибнут в глиняном карьере, лагере военнопленных, известном как «Уманская яма». В плену помимо двух командующих армиями – генерал-лейтенанта Музыченко и генерал-майора Понеделина (после войны расстрелянного по приговору Военной коллегии Верховного Суда) – оказались четыре командира корпусов и одиннадцать командиров дивизий. Битва под Уманью до сих пор остается одной из самых малоизученных страниц Великой Отечественной войны. Эта книга – уникальная хроника кровопролитного сражения, основанная на материалах не только советских, но и немецких архивов. Широкий круг документов Вермахта позволил автору взглянуть на трагическую историю окружения 6-й и 12-й армий глазами противника, показав, что немцы воспринимали бойцов Красной Армии как грозного и опасного врага. Архивы проливают свет как на роковые обстоятельства, которые привели к гибели двух советский армий, так и на подвиг тысяч оставшихся безымянными бойцов и командиров, своим мужеством задержавших продвижение немецких соединений на восток и таким образом сорвавших гитлеровский блицкриг.

Олег Игоревич Нуждин

Проза о войне