Но тогда была война

Мама тоже пыталась заниматься "делом". Отец покупал в театральном буфете калорийные булочки с изюмом или кремом, вложенным в надрезанную с боку булку, — вкуснотища! С той поры для меня это лакомство стало единицей измерения наслаждения от еды. Нам — по одной, остальное в сумку и на станцию; там попадались охотники до выпечки, какой в булочной не купишь.

Валит народ из электрички, а тут с рук можно отовариться за наличные, не по карточкам, и кружечку пивка с прицепом пропустить в пивнушке. Иван Павлович, с работы едучи, сюда захаживал все чаще. И мама его встретит у платформы, и весь навар от торговли булочками остается в пивнушке.

Сестрам порой удавалось сделать перехват и привести отца домой. Когда подрос я, эта работа перешла ко мне по наследству.

Где-то здесь, наверное, на пристанционных тропках "стакнулись" Клаша и Маруська Кутинцева по прозвищу Кутиниха. А может быть, Цыганка наша нашла себе подругу по несчастью: в толчее Новогиреевского рынка встретились две солдатские вдовы, пробавлявшие общим делом — торговлишкой, попечалились, рюмочкой согрелись, за сугревом и выяснили, что живут рядом, да и челночное дело обоим знакомо. Ой, как знакомо, особенно Кутинихе. Судьба ее типична и не оригинальна для тылового лихолетья. И печальна.

Михаил Кутинцев ушел воевать с первой волной мобилизации. Жену оставил с двумя детишками: Зоей и младшим Минькой. До войны Мария не работала, профессией никакой не владела, жила с мужем, детей рожала, дом содержала да мужа обихаживала — чего ж еще-то? Михаил — в эшелон, Мария — в голос: как жить дальше.

А тут кутерьма началась эвакуационная, кому Кутинцева нужна — не спец. А потом все кинулись в бега — немец идет! Москву сдадут! А Мария одна в панике сидела с детьми и подъедала остатки запасов.

Жили Кутинцевы рядом с нами: дойдешь по переулку до конца, попадешь на "поляну" — там огороды заводчан, повернешь налево, минуешь участок Редовкиных и выйдешь из-за сараев к двум заводским домам, поставленным лицом один к другому. Слева — бревенчатый двухэтажный одноподъездный, справа — двухподъездный оштукатуренный. За ним мост через канаву для транспорта, перед мостом слева одноэтажный барак. Между домами — двор с бельевыми веревками и дощатым столом, за которым вечерами и по выходным играли в домино старички и инвалиды, в картишки перекидывались. Кутинцевы занимали левое крыло на первом этаже деревянного дома. У них была застекленная терраса с выходом к сараям. Вот здесь Маруся Кутинцева осенью сорок первого решала сложную задачу на выживание. Быть или не быть? — сей гамлетовский вопрос вставал перед множеством семей, и способов его решить было не много, ежели профессии никакой: все, что можно обменять на еду, — в узел, узел за спину и поехали подальше, по селам выменивать на картошку, хлеб да сало. Хотя о слове "бартер" в то время никто понятия не имел.

МАГАРЫЧ

(ЭТЮД N4)

Наказала соседке Клавке приглядеть за детьми, с бартерным узлом втиснулась в какой-то поезд и поехала на восток. Я быстро, думала Маруся, туда и обратно, дня за три обернусь. А куда "туда", сама не ведала. В пути с такими же товарками, как и она, познакомилась, послушала, послушала да и пристала к новым подружкам, уже испытавшим себя в обменных делах. За компанию горе мыкать легче. Где-то вышли из поезда, куда-то шли, стучались в избы, предлагали мену. Все платья довоенные крепдешиновые променяла; в общем, набрала мешок харчей. Харчи, не тряпки, тяжеловат мешок.

Добрела, слава Богу, до станции, а сесть в Московский поезд не может — билетов нет. И паспорт показывала, и про детей голосила — ничего не помогло. Время строгое, военное. Скидывают проводники с подножки безбилетную молодую бабу. От страха за детей волосы шевелятся, внизу живота ноет, как быть? Как домой вернуться? Почернела вся. Стоит на платформе с мешком в ногах, слезы по щекам дорожки светлые пробивают. От спанья в зале ожидания вошь завелась.

И заприметил ее железнодорожник. Подошел здоровый мужик в черной шинели и фуражке с молоточками. Оглядел молодуху. А Мария красивая была: росту среднего, лицо чуть скуластое, глаза-миндалины, темные волосы стрижены "под фокстрот". Что, сладкая моя, ухмыльнулся железнодорожник, никак не уедешь? Мария покачала головой и залилась слезами, зарыдала. Дети одни, там, дома, двое… Оставила соседке на три дня, а уж сколько прошло. А куда путь держишь? В Москву. Помочь, что ли? Помогите, помоги, дорогой, я отблагодарю, у меня вот… И она полезла за пазуху в заветное место за тряпицей с деньгами. Деньги нынеча что? Пыль. Вот сало возьми. Нет, давай дашь на дашь. Ты мне, я тебя в поезд… Мария вся сжалась и похолодела. Верная жена, она никогда не о чем таком не помышляла. Слезы сразу кончились от испуга, она взглянула безумно на вымогателя и одними губами сказала нет. Ну, как хочешь. Другие найдутся. И ушел. И снова она безуспешно прорывалась в поезда.