Кажется, он слегка перестарался.
Оттавио вновь приходит в себя. Похоже, жив. У мужчин в роду монских Стрегонов крепкий череп, его не пробьешь какими-то там летающими камнями. А еще у них слишком мало мозгов для сотрясения.
Он лежит, заваленный булыжниками и каменной крошкой.
В воздухе плавают серые пласты порохового дыма.
Стена кордегардии отсутствует. Как и сама кордегардия с частью галереи, которые теперь образовали крутую осыпь камней, мертвым языком вывалившуюся во двор. Видно, рванул бочонок с порохом. Как минимум.
Оттавио произносит формулу избавления от яда, максимально, сколько возможно, зачерпывая силу Той Стороны. Рука отзывается ноющей болью и полностью утрачивает чувствительность. Капли ртути проступают из пор кожи, вытекают из уголков глаз, покидают истерзанное тело. Сработало! Теперь все станет куда проще.
Формула освобождения. Веревка соскальзывает с рук, и в затекшие кисти вонзаются тысячи острых злых игл.
Он, помогая себе Волей и силой, выползает из-под завала.
Кажется, нога сломана.
И ребра.
И левая рука. Не рука, а какой-то источник боли, средоточие страданий! Может, не лечить ее в наказание?
Что за чушь лезет в голову? Неважно тебе, Оттавио, пора ползти наружу.
Сперва доползти до останков гер Кройцберга. До большей их части, поскольку остальное разлетелось по всей комнате. А ведь следил бы за последними достижениями прогресса, бумажные патроны носил, а не таскал на груди пороховой рог, — глядишь, и отделался бы просто ожогами. По всему телу.
Правая рука копается в отвратительно хлюпающем мессиве. Нужно хоть какое-то оружие! Под руку попадается кожа — портупея?
Кусок портупеи.
Кошелек. Кошелек, кстати, его — Оттавио. Вот bastardo! Покойник был изрядным поганцем! Оглушил, ограбил, угрожал, забрызгал кровищей и содержимым своих кишок.
Оружия нет.
— «Так! Ползи, тупица!»
Взяв в зубы набитый монетами кошелек, Оттавио добирается до края каменной осыпи. Бросить деньги он не в силах.
Сквозь неприятный ватный звон в ушах снаружи начинают пробиваться отдаленные звуки.
Стреляют.
Во внутреннем дворе Обители идет бой. Люди, одетые в драгунские мундиры, сражаются с мертвецами. Мертвые стражи префектуры, мертвые ландскнехты охраны, мертвые монахи. Мертвецов не так много и они еще вялые, медленные. Но пока их хватает, чтобы сдерживать напор солдат.
Оттавио видит бой какими-то кусками, урывками.
Вот пятерка молодцов вскидывает свои ружья и дает залп в предводителя мертвого воинства. Павсаний, вернее то, во что он превратился, тоже здесь, внизу. Он окружен видимым мерцанием Той Стороны. Реальность рвется вокруг него, опадает клочьями, закручивается в ледяные спирали. Пули бесследно пропадают в этом хаосе. Камни под ногами покрыты льдом. Тварь делает небрежный жест рукой, и завалившие двор куски галереи градом сыплются на стрелков, сметают их, круша кости и проламывая черепа.
Надо что-то сделать. А что тут сделаешь? Что?
— Я не смогу! Это выше моего уровня, темные духи! Так-так-так. Прекрати истерику. Там твой брат. Он ничего не сможет. Никто ничего не сможет. А ты можешь. Можешь попытаться. Давай, сука, вспоминай формулы!
Оттавио встает, опираясь на обломки стены бесполезной левой рукой.
Все прочь.
Долой боль.
Долой усталость.
Долой проклятую неуверенность.
Силы вокруг завались. Он открывает кошелек, зачерпывает монеты. Швыряет их правой рукой в воздух, сопровождая первой формулой.