Ночной океан

Эоны спустя, когда на смену прежним страхам пришло любопытство ученых, древние легенды о Цаттогве и Н’кай были извлечены из небытия, и в нижние пределы Йотта ушла хорошо экипированная и вооруженная партия с целью найти запечатанные сходы в бездну. Однако все их попытки оказались безрезультатными, вследствие чего среди ученых сразу же возникли разногласия по поводу того, существовала ли Н’кай вообще. Исследователи манускриптов Йотта отвергали любые сомнения в истинности дошедших сведений; подтверждали доводы и более поздние хроники Кн’йана, описавшие злополучную миссию вниз. Однако вопрос оставался неразрешенным. Последующие религиозные культы старались подавить даже воспоминание о Н’кай и налагали суровые наказания за одно упоминание ее названия, хотя ко времени появления Замаконы мало кто воспринимал угрозу наказаний, как и сами культы, всерьез.

При приближении кавалькады к гряде холмов река, пересекавшая равнину, оказалась по левую руку. Глубокое русло прорезало один из склонов, и всадники с осторожностью двигались по дороге, извивавшейся вдоль берегового обрыва. Вдруг пошел дождь; Панфил де Замакона ощутил, как на кожу падают случайные брызги и мелкие капли. Однако у него над головой ни облачка не нарушало голубоватого сверкания неба. Позже Гил-Хтаа-Йин объяснил ему, что капли падают вследствие испарения и конденсации на сводах водяных паров – явление в подземном мире вполне привычное, никак не связанное с обычным дождем. Как можно было заметить, над равниной постоянно висела невесомая дымка, компенсируя отсутствие облаков.

Со склона холма, подмываемого рекой, Замакона наблюдал обширную панораму древней равнины – то же самое он видел прежде, только с противоположной стороны, выйдя из туннеля. Зачарованный необычайной красотой, он с неохотой продолжал восхождение, и Гил-Хтаа-Йин несколько раз поторопил его. Вершина была близка: бурая лента дороги растворялась в голубой пустоте над головами наездников. Впечатляли картины подземной природы: отвесная стена, покрытая зеленью, по правую руку; поток – по левую; и сверкающее море голубых молний – где-то впереди и вверху. Единороги миновали вершину, и глазам испанца предстала гигантская долина цивилизации Цатт.

Замакона, затаив дыхание, рассматривал подземный ландшафт; ничего подобного он не мог вообразить и в самых смелых мечтах. Вдоль пологого склона пестрели редкие дворы, высились случайные башни, а за ними простиралась равнина, расчерченная, будто шахматная доска, полями, усаженная деревьями, пересеченная узкими каналами, отведенными от реки, и пронизанная широкими дорогами из золотых и базальтовых блоков. Мощные серебряные тросы, водруженные на золотых колоннах, соединяли строения и группы строений, вздымавшихся тут и там. Иногда попадались разрушенные и поваленные столбы без тросов. Крошечные фигурки трудились над возделыванием пашен, и пару раз Замакона не мог удержаться от дрожи, рассматривая отвратительных четвероногих тварей-единорогов, впряженных в подобие плуга.

Но наиболее впечатляющим был призрачный лес башенок и остроконечных шпилей, возвышавшийся в голубоватой дымке по ту сторону долины. На первый взгляд казалось, что дома и замки покрывают склон высокого холма – совсем как живописные городки в горах родной Замаконе Испании. Но присмотревшись, он убедился в ошибочности своего предположения. С равнины поднимался настоящий город-здание, многочисленные башни которого все устремлялись к своду. Серый туман, собравшийся над островерхими шпилями, поглощал синеватый свет, отражавшийся в миллионах золотых куполов и крыш. Бросив взгляд на исполненное достоинства лицо Гил-Хтаа-Йина, Замакона понял, что перед ним находится главный город страны – Цатт.

Ощущение тревоги, возникшее при виде закутанных в дымку остроконечных шпилей, усилилось, когда маленький отряд продолжил спуск в долину. Замакону пугал вид зверей, на которых ехал он сам и сопровождавшие его воины; еще более устрашающим представал мир, способный породить таких чудовищ. Минуя дворы, испанец рассмотрел подробнее полевых рабочих – его насторожили их механические движения, странная медлительность и следы увечий, заметные на телах. За ограждениями паслись среди чахлой растительности жалкие подобия человекообразных существ. Гил-Хтаа-Йин пояснил, что это представители низших классов, чье мясо кн’йанцы употребляют в пищу. За рабами следит хозяин двора – его гипнотическое внушение с утра определяет поведение пахарей и пастухов, и будучи, в сущности, автоматами из плоти и костей, они просто незаменимы как чернорабочие. Те же, что находились в загонах, стояли еще ниже в иерархии и считались за домашний скот.