Ночной океан

На равнине Замакона увидел более крупные подворья и отметил, что отвратительные рогатые гаа-йоттны выполняли там почти человеческую работу. Он также заметил фигуры более антропоморфные, тащившиеся по бороздам, внушающие испуг и отвращение; у иных движения были даже более механические, чем у виденных ранее. Поняв, на кого смотрит испанец, Гил-Хтаа-Йин охотно сообщил, что это и есть так называемые ум-бхи

– мертвецы, которым с помощью атомной энергии и силы мысли возвращали способность двигаться и повиноваться указам. Классу рабов недоступен дар бессмертия, в отличие от аристократии Цатта, поэтому со временем ум-бхи увеличиваются в числе. Их отличают преданность и послушание, но они менее восприимчивы к мысленным командам, чем живые рабы.

Наибольшее отвращение у Замаконы вызвали раны и увечья на телах мертвецов: некоторые были обезглавлены, на коже других виднелись следы колотых ран, разрезов и ожогов. Понять их происхождение было бы затруднительно, не поспеши на помощь Гил-Хтаа-Йин. По его словам, эти рабы, прежде чем попасть на прополочные работы, использовались в качестве гладиаторов для увеселения свободных горожан. Превыше всего остального жители Цатта ценили остроту ощущений, ибо их угасающие чувства требовали новых и все более мощных стимулов. Несмотря на удивление, вызванное увиденным, Замакона не мог не признаться в глубине души в полном неприятии нравов открытого им мира.

Вблизи туманный сверхгород поражал размерами и невероятной высотой башен. Гил-Хтаа-Йин пояснил, что верхние этажи строений больше не используются, и поэтому многие шпили снесены, чтобы избавить от хлопот городские службы, призванные поддерживать порядок. У подножия титанических стен было в избытке небольших жилых помещений, в которых предпочитали селиться горожане. Поступь верховых отрядов и тяжело груженных фургонов, проносившихся по выложенным каменными или золотыми плитами дорогам, сливалась в монотонный гул, повисший над унылой равниной.

Несколько раз Гил-Хтаа-Йин останавливался, чтобы показать Замаконе любопытные сооружения – храмы Йига, Ктулху и Безымянного Божества, – которые встречались вдоль дороги через равные интервалы, окруженные небольшими рощицами согласно традиции Кн’йана. Эти святилища, в отличие от тех, что остались в пустыне за холмами, продолжали использоваться; из ворот выезжали и въезжали многочисленные кавалькады послушников. Вместе с Гил-Хтаа-Йином Замакона заглянул в каждый храм, где, словно бы зачарованный, слушал и наблюдал диковатые вакхические ритуалы. Одну из черных приземистых башен, воздвигнутых в честь Цаттогвы, преобразили в храм Шаб-Ниггурат – богини извращенного плодородия, постоянно порождающей чудовищных отпрысков, а затем их пожирающей, переваривающей и исторгающей вновь; службы в ее честь были до такой степени отталкивающими, что Замакона даже не пытался описывать их. В земных религиях ближе всего к ней стояла богиня Астарта, а идолопоклонничество не могло не возмутить католика-испанца. Менее всего ему понравились эмоциональные крики, издаваемые молившимися, необычно резкие для людей, давно переставших пользоваться речью для общения.

На городской окраине в тени чудовищных башен Гил-Хтаа-Йин указал на огромную каменную стену, окружавшую многолюдный стадион. Это один из многих амфитеатров, пояснил он, где уставшие от жизни кн’йанцы наслаждаются необычными и волнующими зрелищами. Он уже собирался сделать короткую остановку и проводить Замакону вовнутрь, когда испанец, вспомнив жестоко изувеченные тела рабов-мертвецов, запротестовал. Так впервые столкнулись пристрастия и вкусы представителей разных миров; инцидент уверил подземных жителей в том, что их гость исповедует довольно-таки странную мораль.

Узкие, извилистые улицы паутиной опутали город, и Замакона, несмотря на все возрастающее чувство неприязни и отчуждения, не мог не очароваться величием мощных построек. Кружащая голову высота башен; кипение жизни на площадях и улицах; резные орнаменты дверей и окон; неожиданные долины в камне, открывающиеся взгляду с террас у подножий зданий; обволакивающий проулки серый сумрак – подобное едва ли встретишь в других уголках планеты. Сразу по прибытии Замакона был препровожден в городской совет, где облаченные в золотые тоги правители внимательно и дружелюбно выслушали его повествование. Было заметно, что от него ожидают подробных сведений о жизни на поверхности; в обмен перед ним раскрывались заповедные тайны Кн’йана. Единственным условием, безоговорочным и болезненным, был отказ от возвращения в мир солнца и звезд, где осталась родная Испания.