Застыв в одной позе, с остановившимся взглядом свидетеля вершащейся погибели, ни на что не способного повлиять, я видел, как существо вышло на южный берег – вдали от дома, так что хорошо его рассмотреть я не мог. Когда оно покидало водную стихию, пена у его ног искрилась. Передвигаясь на диво быстро, загадочная фигура растаяла вскоре в тенях среди дюн.
Страх накатил – и отхлынул; поежившись зябко в духоте комнаты, я решил, что сейчас не стану отворять ни одно из окон; не дай бог
Потом и ночи пришел конец, и мало-помалу стало спадать впечатление странности – странности, которая до того нарастала, как кипящая вода в чайнике, а потом отступила и унялась, сошла на пар, так ничего и не выдав. Незначительный промежуток отделял меня от древней, как сам мир, тайны, что витала над самой гранью человеческого познания, – и все же в конце концов тайна ускользнула от меня: я увидел лишь размытый дымкой моего неведения проблеск оной. Не берусь даже гадать, что увидел бы, будь я рядом с существом, вышедшим на берег из океанских вод. Скорее всего, в них ночной пловец и возвратился позже, ускользнув от моих замыленных глаз, – и так ночной океан забрал свое порождение. Более я ничего не узнал.
До сих пор не берусь судить, зачем океан показал мне это чудо. Возможно, никому из нас не дано понять суть таких явлений – они существуют за пределами всяких объяснений. Есть мудрецы, которые не любят океан и пляжи желтого песка; они считают чудаками тех, кому по душе загадки, рожденные в древней бесконечной глубине. Но для меня притяжение и шарм во всех настроениях океана неоспоримы. Иногда он впадает в меланхолию – и тогда зыбкая его поверхность серебрится под светом вощеного ночного светила; иногда бывает грозен – и обрушивает удаль волн на безответные пляжи, и все в нем безжизненно, кроме тех неведомых фигур, что плавно выныривают из сумрачной бездны. Велик и одинок океан, и как все существа вышли из него – так и вернутся обратно. В окутанных пеленой глубинах времени ничто не будет править на тверди, а в вековечных водах все ж будет кипеть жизнь. Прибой накатит на темные берега и оставит на них послед из жемчужной пены, но некому будет подивиться на это, некому будет воспеть холодную луну, сиянием пропитывающую мокрый песок. На краю бездны будет покоиться только застоявшаяся пена, собирающаяся вокруг раковин и костей погибших зверей, обитавших в водах. Безгласные дряблые флегмы будут метаться и кататься по пустым берегам, и когда-нибудь и их пассивная жизнь угаснет – и тогда все погрузится во тьму, ибо наконец даже белая луна на далеких волнах перестанет светить. Ничего не должно остаться ни над, ни под мрачными водами. И до того последнего тысячелетия – и после него тоже – океан будет грохотать и бушевать во мрачной ночи.
Зеленый луг
ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ. Следующее необычное повествование (своего рода дневник, как можно предположить) было обнаружено при обстоятельствах столь странных, что оные заслуживают отдельного описания. Вечером в среду, 27 августа 1913 года, около 20:30 часов, население небольшой приморской деревни Потоуонкет, штат Мэн, США, было разбужено громовым раскатом, сопровождавшимся ярким сполохом света. Очевидцы-полуночники заметили гигантский шарообразный объект, сорвавшийся с неба и упавший практически у самого берега в воду. В следующее воскресенье рыболовецкая группа, состоящая из Джона Ричмонда, Питера Б. Карра и Саймона Кэнфилда, при помощи трала подняла со дна массу металлической породы в 360 фунтов, выглядевшую, согласно мистеру Кэнфилду, как кусок шлака. Большинство жителей согласились с тем, что это тяжелое тело было не чем иным, как огненным шаром, упавшим с неба четыре дня назад; и доктор Ричмонд М. Джонс, местный научный авторитет, предположил, что это, должно быть, аэролит, или метеоритный камень. Отбирая образцы для отправки бостонскому эксперту, доктор Джонс обнаружил в полуметаллической массе содержащую последующую историю странную книгу, которая, заметим, все еще находится в его распоряжении.