Председательствовавший Этьен де Мариньи, красавец-брюнет с густыми усами, был моложав, бодр и подтянут. Интересы наследников представлял Аспинвалл, седой и тучный, с апоплексически-красными щеками и куцыми бакенбардами. Третьим присутствовал Вард Филлипс – гладко выбритый, длинноносый, худой и сутулый старик-мистик из Провиденса. Четвертый, жилистый тип неясных лет в тюрбане брахмана, сказался Свами Чандрапутрой – адептом из Варанаси, имеющим важные сведения для передачи. Де Мариньи и Филлипс, поддерживавшие с ним переписку, не замедлили признать правомерность его мистических притязаний. На неподвижном лице Свами, казалось, жили одни глаза – со зрачками чернее ночи и почти неразличимыми белками; каким бы отталкивающим ни был их взгляд, черты самого лица индуса отличались редкостной породистостью. Он вещал со странной натугой, глухим и неживым голосом, словно английская речь перенапрягала ему голосовые связки; однако манерой изъясняться иностранец мог бы посоперничать и с коренным англосаксом. Костюм европейского кроя сидел на индусе мешком, а густая черная борода, восточный тюрбан и пухлые белые перчатки придавали ему «заморский» причудливый вид.
Де Мариньи, сминая в руках пергамент, обнаруженный в автомобиле Картера, держал речь.
– Нет, я не в силах дешифровать это послание. Мистер Филлипс, присутствующий с нами, также признает свое поражение. Полковник Черчворд утверждает, что это не наакаль, и в этих символах нет абсолютно ничего общего с иероглифами деревянной боевой дубины с острова Пасхи. Резные фигуры на ларце, однако, наводят на мысль о знаменитых резных истуканах оттуда. Из того, что приходит на ум, ближе всего к письменам свитка – заметьте, что все символы будто свисают с горизонталей слов, – язык одной книги, хранившейся одно время у злополучного Харли Уоррена. Книга была прислана ему из Индии в 1919 году, как раз когда мы с Картером у него гостили. О ней Харли мало что рассказал – намекал даже, что происходит фолиант вовсе не с Земли. Он взял его с собой тем декабрем, когда сошел в склеп на том старом погосте и наверх, как вы знаете, не поднялся. Не так давно, набросав по памяти некоторые идеограммы из книги и сделав фотостатические копии бумаг Картера, я послал их нашему присутствующему здесь другу – Свами Чандрапутре. Господин Свами полагает, что сможет просветить нас на их счет, сверив источники и наведя определенные справки. Проблемой, правда, остается тот ключ – у меня есть его снимок. Странные узоры на нем – абсолютно точно не буквы, но их манера, сдается мне, восходит к той же культуре, что и свиток. Картер часто говорил, что близок к финальной разгадке, но без подробностей – по сему поводу на него как-то раз нашло подобие поэтического вдохновения. «Древний серебряный ключ, – писал он, – отворит одну за другой все двери, что преграждают нам вход в коридоры пространства и времени, ведущие к самой последней Черте, какую не пересекал ни один человек с той поры, как гениальный Шаддад воздвиг и сокрыл под песками Arabea Petraea[30]
великие купола и несчетные выси Ирема, Города Тысячи Колонн. Лишь бесноватые дервиши и мучимые жаждой странники пустынь доносили вести о циклопических вратах с изображением гигантской Длани над замковым камнем свода, но никто из людей не сумел пройти под этой аркой и, вернувшись назад, заявить с полным правом, что оставил следы на красном песке по ту сторону». Серебряный ключ, по мнению Картера, был именно тем, чего взыскала та раскрытая каменная длань. Мы не знаем, почему Картер, уходя, не взял вместе с ключом и свиток – возможно, забыл о нем или намеренно поостерегся его брать, памятуя об участи Харли Уоррена. А может, для его задумки сей документ попросту не требовался.Де Мариньи сделал паузу, которой воспользовался мистер Филлипс, заговоривший высоким и ломким голосом:
– О странствиях Рэндольфа Картера нам известно только из сновидений. Я посетил во грезе много удивительных мест, и среди прочего узнал важные новости, когда был в Ултаре, что за рекою Скай. Похоже на то, что нужды в пергаменте не было, ибо Картер несомненно вернулся в мир, явленный ему однажды в детстве, и воцарился ныне в Илек-Ваде.
Мистер Аспинвалл гуще прежнего налился апоплексической кровью и зашипел:
– Неужто никто не дерзнет заткнуть рот старому сумасброду? Довольно с нас мистики! Задача простая – поделить наследство, так приступим же!
Первый раз за все время Свами Чандрапутра подал свой странный натужный голос: