Ночной океан

«Дерзнувшие заглянуть за Преграду и принять Его в качестве Проводника могли бы проявить большее благоразумие и избежать всякой сделки с Ним, ибо сказано в книге Тота, что порой один лишь взгляд стоит слишком много. И исход невозвратный предначертан тем, кто пошел на Сделку, ибо во Чертогах, далеких нашему миру, кипит темная Жизнь, что пленит и связует. Но и Тварь, что ходит Ночами, и Зло, что неусмиримо Знаком Старших Богов, и Стадо, стоящее на страже у тайного прохода каждой Гробницы, пирующее тем, что произрастает из погребенного Праха – все это беды меньшие, ежели сравнивать их с Оберегающим Врата, что способен стремглав пробежать по всем мирам и всякого увлечь за собой в Ничто на пожрание силам Безымянным. Ибо Страж тот – Умр ат’Тавиль, Самый Древний из Древнейших, чье имя дословно значит – Долговечный».

Память и фантазия формировали неясные видения с зыбкими контурами в средоточии бурливого Хаоса. Картер знал, что сам в ответе за них, и вместе с тем чувствовал, что его сознание еще не до конца воспряло к жизни, что эти образы реально населяют окружающий его бескрайний, непомерный и невыразимый мир, словно пытающийся обозначить себя при помощи чего-либо зримого, заговорить на понятном земному мышлению языке. Ведь разум человека попросту неспособен объять всю ширь открывшегося пространства, сущего вне времен и ведомых человеку измерений.

Перед Картером зыбко маячил калейдоскоп фигур и картин, которые он каким-то образом связывал с первобытным, канувшим во мрак веков земным прошлым. Чудовища, наделенные душой, смыслом и целью, двигались среди открывающихся видов гротескного творенья, которые неискушенный ум не посетят и во сне. Ландшафты слагались небывалой растительностью, утесами и горами, постройками явно нечеловеческого типа. Были там города на дне моря и обитатели их, были башни в великих пустынях, где шары и цилиндры, где безымянные крылатые существа то уносились в небесные выси, то низвергались оттуда. Все это укладывалось у Картера в голове, хотя в образах не было стойкой связи ни друг с другом, ни с ним самим. Картер не имел ни постоянного облика, ни положения, а только те ускользающие намеки на облик и положение, которые ему подсказывал вскружившийся ум. Он загадывал найти очарованные пространства своих детских грез, но теперь, опьяненный видами безогляднее, едва понимал, куда стремится. Думы безудержной и кощунственной дерзновенности одолели Картера, и он знал, что без страха предстанет перед пугающим Провожатым и попросит его о чудовищных и страшных вещах.

И калейдоскоп картин приостановил свой бег в угоду временной стабильности – тут же показались высокие каменные громады в резных узорах неземной и непостижимой конфигурации, расставленные по законам какой-то неведомой геометрии. Свет источался с неба дивных цветов, пуская лучи в непостижимо противоречивых направлениях, и почти разумно играл над полукружием великанских, покрытых иероглифами престолов о восьми углах – с восседавшими на них расплывчатыми фигурами в хламидах. Была и еще одна, не занимавшая престола фигура, словно бы скользившая или парившая над зыбким подобием пола. Она не сохраняла устойчивый силуэт, но в ее очертаниях то виделось, то ускользало раз за разом нечто наталкивающее на мысль о далеком пращуре человека или человеческом подобии, пусть ростом она и превышала представителя homo sapiens в полтора раза. Ту фигуру, как и ее компаньонов на престолах, окутывала хламида из складчатой ткани цвета абсолютно невыразимого – и в этом наряде, сколько Картер ни смотрел, не находилось даже прорезей для глаз. Зрение, вероятно, не требовалось этому существу, ибо оно принадлежало тому порядку, что намного превосходил сугубо физический по строению и способностям.