Ночной океан

Когда же речь заходила о неизвестных науке существах,

якобы населявших описываемые места, сочетавших в своем быте как непролазные джунгли, так и нечестивый древний город, – тут, конечно же, скепсис в отношении баек сэра Вейда достигал критической отметки: и Плиний бы за голову схватился от таких заявлений! Эти существа возникли, как предполагал Вейд, уже после того, как крупные человекообразные обезьяны захватили приходящий в упадок город со всеми его стенами и башнями, сокровищницами и удивительными фресками. О подобных вещах после третьего своего путешествия опальный исследователь говорил до оторопи откровенно, – особенно после третьей пропущенной в «Безголовом рыцаре» пинты. В какой-то момент истории стали настолько ошеломительными, что Вейду стали ставить прогулы в сумасшедшем доме – и там он в итоге и оказался. Впрочем, своей хантингтонской неволе он не особенно огорчился – оно и неудивительно: к тому моменту картина мира для бедняги исказилась напрочь. Еще в пору отрочества своего сына он невзлюбил дом, а позже и вовсе стал бояться родных стен. «Безголовый рыцарь» стал для Вейда тихой гаванью, а когда исследователя изолировали от общества, он даже выразил благодарность врачам: мол, теперь-то его защитят, будь что, от какой-то непонятной угрозы. Он прожил всего три года в неволе – так уж получилось.

Сын Вейда Джермина, Филипп, тоже вырос личностью эксцентричной. Несмотря на большое внешнее сходство со своим отцом, он имел настолько грубый нрав и неотесанный вид, что малого в открытую боялись. Безумие, к счастью, не передалось ему по наследству, но кромешная глупость в сочетании со вспыльчивым нравом доброй погоды не делала. Филипп не отличался богатырским телосложением, но ловкости ему было не занимать.

По прошествии двенадцати лет после наследования титула он женился на дочери лесничего, но прежде чем родился наследник – пошел служить на флот простым матросом, довершив тем самым картину собственной бестолковости в глазах знатного общества. По окончании Американской кампании ходил слух, будто он какое-то время значился впередсмотрящим у одного торговца близ африканских берегов, имея хорошую репутацию благодаря умению лазать по канатам, но однажды ночью, когда корабль стоял на приколе у конголезских берегов, бесследно исчез, и никто его более не видел.

В сыне Филиппа Джермина уже привычные всем фамильные особенности отразились наиболее странным и роковым образом. Высокий и неожиданно красивый вопреки какой-то трудноуловимой диспропорциональности тела, не без своего уникального лоска, Роберт Джермин зарекомендовал себя, подобно Вейду, пытливым исследователем. Он был первый, кто с рационализмом ученого исследовал обширную коллекцию древностей, которую его безумный дед привез из Африки, и он же прославил свой род как на ниве этнологии, так и в первопроходстве. В 1815 году сэр Роберт женился на дочери седьмого виконта Брайтгольма; на удивление, его брак был благословлен тремя детьми, хотя из-за физической и умственной неполноценности самого младшего и самого старшего никогда не выводили на люди. Расстроенный семейными неурядицами, ученый искал утешения в работе и совершил две длительные экспедиции в дебри Африки. В 1849 году его средний сын, Невилл, на редкость отталкивающий тип, соединивший в себе худшие черты как со стороны Джерминов, так и по линии Брайтгольмов, сбежал с исполнительницей вульгарных танцев – но, возвратившись в следующем году, получил-таки прощение семьи. В поместье Джерминов он вернулся вдовцом, с младенцем по имени Альфред, которому однажды было суждено стать отцом злосчастного Артура Джермина.