Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.

17 марта на заседании Комитета решался вопрос о привлечении Молчанова к петербургскому следствию. Было заслушано отношение начальника Главного штаба Дибича на имя председателя Комитета Татищева, к которому присоединялось отношение главнокомандующего 1-й армией от 5 марта 1826 г. В нем содержался запрос: может ли быть представлен решению военно-судной комиссии при штабе 1-й армии Молчанов, который оказался «виновным в том только, что знал об отъезде… Вадковского к мятежникам Черниговского пехотного полка, о чем он начальству не донес». Комитет положил, что Молчанов к делу о тайном обществе не причастен, и его участь можно передать в ведение комиссии в Могилеве. Решение Комитета было согласовано заранее, о чем говорит помета В. Ф. Адлерберга: «Уведомить, что можно предоставить суду тамошнему, ибо к делу, Комитету производимому, не причастен». 17 марта председатель Комитета Татищев адресовался Дибичу, сообщая, что Молчанов «по изысканию… к тайному обществу не причастен», поэтому его следует предать военному суду для расследования его причастности к мятежу Черниговского полка[509]

.

Несмотря на то, что расследование и в Петербурге, и в Могилеве не выявило достоверных данных об участии Молчанова в мятеже Черниговского полка, Молчанов был предан военному суду по делу восстания на юге. Во всеподданнейшем докладе от 10 июля 1826 г. по результатам следствия Молчанову отводился особый раздел. Показания Мозалевского о том, что он «видел… 17 егерского полка подпоручиков Вадковского и Молчанова, кои были у гауптвахты в Василькове», судебная комиссия признала недоказанными. Для их проверки были спрошены еще в начале расследования Вадковский и Молчанов, которые отвергли это показание. Молчанов «при всех убеждениях суда» не сознался в своей поездке в Васильков во время мятежа. Из его показаний следовало, что в рождественские дни 1825 г. он жил уединенно в месте расположения роты, в которой служил, но несколько раз ходил на охоту, отлучаясь от места своего проживания; к Муравьеву-Апостолу не ездил и никаких связей с ним не имел, как и с Бестужевым-Рюминым. Молчанов признал факт знакомства с письмом Муравьева-Апостола к Вадковскому, но отрицал свою осведомленность о политическом характере тайного общества, его цели и конкретных планах восстания; более того, как уверял Молчанов, до 30 декабря он не знал, что Вадковский и Муравьев-Апостол принадлежали к тайному обществу[510]

.

На очной ставке с А. Е. Мозалевским Молчанов настаивал на том, что не приезжал в Васильков. Мозалевский же в целом подтвердил свое показание, заявив, что видел двух офицеров егерского полка в Василькове, «с коими Муравьев, разговаривая, называл Вадковским и Молчановым, но сам он, Мозалевский, в лицо их тогда не заметил; почему и не признает Молчанова за одного из тех бывших в Василькове офицеров». Опрос слуг Молчанова и хозяина дома, в котором он жил в декабре 1825 г., а также нижних чинов и офицеров 17-го егерского и Черниговского полков дал следующие результаты. Хозяин дома в селении Трушки, где жил Молчанов, показал, что последний по возвращении из Белой Церкви «…опять куда-то ездил и возвратился на ночь с борзою своею собакою и в третий раз ездил на охоту». Также стало известно, что Молчанов «неизвестно куда» ездил 28 декабря, для чего взял сани и своего слугу, но в тот же день возвратился. Один из нижних чинов подтвердил, что Вадковский ездил 30 декабря один, без Молчанова, то же показал унтер-офицер Черниговского полка[511]

.

Поскольку петербургский Комитет признал привлечение Молчанова к ответственности по проводимому им расследованию излишним, главнокомандующий 1-й армией Остен-Сакен предал Молчанова военному суду по делу мятежа Черниговского полка «за обнаруженное преступление». Он подозревался в соучастии в мятеже. Над Молчановым нависла угроза обвинения в том, что он не донес о ставшей ему известной тайне существования заговора с антиправительственной целью. В суде Молчанов вновь подтвердил, что он в тайном обществе не состоял, не знал о его существовании и в мятеже не участвовал. Свои отношения с Вадковским он объяснял родственной связью. Она же, по его уверению, способствовала тому, что Вадковский не говорил ему ничего о тайном обществе, и только 30 декабря сообщил о записке Муравьева-Апостола. Зная о подписке, отобранной правительством в 1822 г., Молчанов счел тайное общество противозаконным, но не донес[512]

. В связи с тем, что он узнал о цели тайного общества, Молчанов вынужден был пояснить, что «хотя и находил ее противозаконной, но по убеждению Вадковского, чтобы сие держать в секрете, и по близкому с ним родству, решился о том молчать». Кроме того, он узнал о тайном обществе тогда, когда оно уже было открыто правительством, как следовало из зачитанной ему записки[513].