Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.

Итак, на следствии в Петербурге и Могилеве прозвучали показания о принадлежности Молчанова к тайному обществу, не ставшие предметом расследования. Откровенное обсуждение содержания записки С. Муравьева-Апостола, адресованной Банковскому, в полной мере демонстрирует факт осведомленности Молчанова о существовании тайного общества еще до начала восстания черниговцев. Взятые в своей совокупности, показания авторитетных свидетелей заставляют усомниться в правдивости полного отрицания участия в декабристском обществе Молчанова со стороны бывших его товарищей по Семеновскому полку С. Муравьева-Апостола, Бестужева-Рюмина и его родственника Вадковского. Кроме того, не могут быть сброшены со счетов настойчивые утверждения очевидца событий Мозалевского о прибытии в Васильков двух офицеров 17-го егерского полка, хотя они и были сочтены недоказанными[519]. В любом случае, Молчанов, несомненно, пользовался особой доверенностью участников тайного общества и, по всему вероятию, входил в разряд «полупринятых» членов.

Еще одним бывшим «семеновцем», служившим после перевода в армию в Кременчугском полку и оказавшимся в сфере внимания руководителей Южного общества, был юнкер Кременчугского пехотного полка Лев Сенявин[520]

. А. В. Поджио в ответах на первые присланные допросные пункты от 17 января писал: «Слышал от Бестужева, что он некоторых принял в гусарах и артиллерии. Говорил мне о каком-то Синявине…»[521]. И. В. Поджио в показаниях от 4 февраля свидетельствовал, что в апреле 1824 г. Бестужев-Рюмин предлагал ему принять участие в покушении на императора на смотре войск 1-й армии. В ходе разговора он сообщил, что шестеро кандидатов уже записаны в особый список, и назвал из них трех: B. C. Норова, И. П. Жукова и Сенявина. И. Поджио лично никого из них не знал, кроме последнего, которого видел при прохождении Кременчугского полка. Членство этих лиц в тайном обществе автор показания удостоверить не мог. Сведения, полученные от братьев Поджио, повлекли за собой серию допросов. Так, данные И. Поджио 16 февраля были предъявлены в вопросных пунктах Бестужеву-Рюмину. В своем ответе он фактически подтвердил их, одновременно отрицая формальную принадлежность Сенявина к тайному обществу: кроме разжалованных из офицеров в солдаты, в случае ареста или покушения на императора «целили мы на Жукова, Сенявина (сей последний никогда обществу не принадлежал) и на Кузмина… Никому из вышеупомянутых предложения сделано не было», ввиду рискованности преждевременного оповещения. В показаниях от 6 марта он еще раз подтвердил эту информацию

[522].

В ответах на отдельный запрос следствия о членстве Сенявина Бестужев-Рюмин клятвенно заверял, что это лицо не являлось членом тайного общества; если же откроется «противное», то «он готов за оное отвечать». Это заверение Бестужева-Рюмина, видимо, оказало свое воздействие на Комитет, и больше разысканий о Сенявине не проводили. В справке «Алфавита» Боровкова утверждалось, что других показаний о причастности Сенявина к тайному обществу не было[523]

. Почти одновременно, 15 февраля, о принадлежности к тайному обществу Льва Сенявина был спрошен И. П. Жуков, контакт которого с Сенявиным был выявлен при изучении найденных у Жукова бумаг. Последний отвечал, что Сенявин служил в роте, которой он командовал; они жили на одной квартире и стали приятелями; об участии его в тайном обществе Жуков не знал[524]. Комитет «оставил без внимания» свидетельства о членстве Сенявина, полагаясь, видимо, на «честное слово» Бестужева-Рюмина. Но имеющиеся показания скорее говорят о другом. Прежде всего, кандидаты на участие в главном акте мятежа, названные Бестужевым-Рюминым, на протяжении 1824–1825 гг. так или иначе оказались в рядах членов тайного общества. Сам факт расчетов на Сенявина в случае начала открытых действий не требует комментария: он удостоверяет близость его умонастроений «образу мыслей» заговорщиков. Но А. Поджио в своем показании прямо сообщал о членстве Сенявина, ссылаясь на свой разговор с Бестужевым-Рюминым именно о принятии в члены тайного общества Сенявина, фамилию которого Поджио хорошо запомнил. Бестужев-Рюмин подтвердил, что на Сенявина рассчитывали в случае начала переворота, – правда, он уверял, что сам Сенявин не знал об этом[525]. Наконец, близкие связи Сенявина с бывшими полковыми товарищами-семеновцами, с Жуковым, Молчановым, Вадковским и другими участниками декабристского общества заставляют усомниться в «честном слове», данном на следствии Бестужевым-Рюминым, и предположить участие Сенявина в декабристской конспирации[526].