Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.

Следует остановиться на важнейших составляющих линии защиты, которой придерживался Голицын в своих показаниях. Не отвергая установленный следствием факт разговора с Вольским, свою осведомленность о существовании общества и его цели, Голицын постарался сделать все, чтобы лишить этот факт обвиняющего значения. Он, прежде всего, настойчиво отрицал свое присоединение к тайному обществу и, следовательно, организационную принадлежность к нему. Утверждая, что ему только было открыто существование общества и сообщена его цель (что в действительности являлось необходимым элементом процедуры приема), Голицын отводил вопрос о своем поступлении в число членов. Принципиально важным являлось и другое его утверждение: о том, что он не дал положительного ответа на предложение вступить в общество. Тем самым Голицын удостоверял, что его принятие не состоялось; одновременно демонстрировалось нежелание быть членом. Наконец, отрицание продолжительных контактов с Вольским показывало случайность «разговора» о тайном обществе, его единичность, говорило об отсутствии постоянных связей с заговорщиками. В итоге, значение «разговора» с Вольским предельно ослаблялось; факт принятия в члены тайного общества заменялся расплывчатой формулировкой, согласно которой подозреваемому было только «открыто» существование общества и его «внешняя» «просветительская» цель, при том что он фактически ответил отказом на предложение стать членом. Категорическое отрицание формального членства заслонило факт сделанного Вольским предложения, так же как и первоначальное свидетельство последнего о приеме им нового члена; Комитет принял решение не считать Голицына участником тайного общества.

В этой связи нужно признать, что следователи не сочли нужным обратить внимание на достоверно установленный в ходе процесса факт осведомленности Голицына о существовании тайного общества, что во многих других случаях влекло за собой привлечение к ответственности. Прозвучавшая на следствии формулировка «общей» цели тайного общества, сообщенной Голицыну («распространение просвещения и усовершенствование самого себя»), как правило, была известна всем новопринятым членам, составлявшим в Северном обществе разряд «согласных», и с течением времени наполнялась политическим содержанием. Так, в частности, произошло в случае Вольского и Зыкова, которые со временем узнали о намерениях общества «переменить правление», в результате чего понесли административное наказание. Узнал ли Голицын о политической цели декабристского общества – осталось неизвестным. Выяснение действительной степени осведомленности Голицына о Северном обществе и продолжительности его контактов с другими членами было фактически прервано. В таком повороте событий ощущается влияние на исход дела посторонних для расследования факторов. Такому выводу придает дополнительную основу тот факт, что следствие немедленно «ухватилось» за изменение показаний Вольского, обвиняющих Голицына.

При анализе имеющихся обвинительных и оправдательных показаний о Голицыне важно обратить внимание на источники свидетельств о его членстве в тайном обществе. О принятии Голицына прямо показал Вольский, который непосредственно делал ему предложение вступить в члены. Показание, принадлежащее столь авторитетному в данном случае лицу, являлось первым показанием Вольского на следствии, написанным собственноручно, – тем самым исключается неадекватное отражение в нем уличающего свидетельства. Заметим, что основное содержание последующих показаний Вольского об этом эпизоде почти идентично главным элементам оправдательной линии защиты самого Голицына. Это обстоятельство заставляет предположить «согласование» их показаний. Вероятнее всего, такого рода «согласование» оправдательных показаний и выработка общей линии защиты произошли после ознакомления Вольского с предъявленными ему на устном допросе показаниями Голицына. Увидев из них, с каким упорством и последовательностью Голицын отрицает свою организационную принадлежность к тайному обществу и факт принятия в члены, а также поняв, что следствие не имеет в своем распоряжении других улик против подозреваемого, кроме его показаний, Вольский решил изменить свою позицию, представив, вместо факта осуществленного им приема, фрагментарную картину почти случайного «открытия» Голицыну сведений о тайном обществе и его цели, без всякого соотнесения с существовавшей процедурой приема.

Кроме того, свое второе и третье показание Вольский дал уже в конце процесса, когда у него уже не вызывало сомнений, чем может обернуться для подозреваемого прямое свидетельство о его формальном участии в тайном обществе. Исходя из сделанных наблюдений, следует признать, что первое показание Вольского о принятии Голицына в члены заслуживает большего доверия.