Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.

Офицеры л.-гв. Конного полка поручики Михаил Федорович Голицын, Андрей Карлович Ливен и корнет Александр Александрович Плещеев были названы в показаниях А. А. Бестужева от 26 декабря. Он свидетельствовал, что знал о принадлежности этих офицеров к тайному обществу от их товарища по полку А. И. Одоевского, отвечавшего за принятие новых членов из числа конногвардейцев

[561]. Несколькими днями ранее, на заседаниях Комитета 22 и 23 декабря, были рассмотрены записи первых допросов большой группы арестованных, сделанные Левашевым. Из них были извлечены данные о новых участниках тайных обществ, которых следовало привлечь к процессу. Среди подлежащих аресту оказались фамилии конногвардейцев М. Ф. Голицына, А. А. Плещеева, А. Е. Ринкевича. Об этом свидетельствует докладная записка императору, поданная 24 декабря. Император отметил их крестиком; в тот же день было отдано повеление об аресте офицеров[562]. Однако в список, который на основании распоряжений императора был представлен на заседании Комитета 25 декабря, Голицын и Ринкевич, в отличие от Плещеева, не вошли, – возможно, потому, что оба уже были арестованы. К 5 января 1826 г. были рассмотрены бумаги, взятые у М. Голицына[563]

. Помимо показаний А. Бестужева, данные о причастности Голицына к тайному обществу содержались в показаниях офицера-конногвардейца Ринкевича. На состоявшемся около 27 декабря 1825 г. первом допросе у Левашева Ринкевич сообщил о причастности Голицына к заговору; эта информация была отражена Левашевым в следующем виде: «Никого из сочленов я не знал, кроме поручика князя Голицына, и наверное не знал, что он сему обществу принадлежал». 10 января среди допросных пунктов, предложенных Ринкевичу, находился и запрос о Голицыне. В своем собственноручном ответе Ринкевич свидетельствовал: «…членом общества я его не называл и клянусь, что никогда от него не слыхал, чтоб он был оным; по короткому знакомству с ним я чаще всех сообщал ему все, что приходило мне в голову…»[564].

М. Голицына допросили на заседании Комитета 13 февраля. Он отвечал, что слышал о существовании тайного общества, но формально принят в него не был, в чем ссылался на Одоевского. Голицыну были даны вопросные пункты. В своих показаниях Голицын рассказал, что в октябре или ноябре 1825 г. Одоевский говорил с ним о «положении» России, завел разговор о существовании общества «людей, желающих распространением либеральных идей достигнуть до ослабления деспотического правления»; Голицын утверждал, что оставил слова Одоевского без внимания[565]. Одоевский со своей стороны показал на допросе, что Голицын возражал ему и не соглашался с его мнением. «Главные» члены Северного общества не могли подтвердить принадлежность Голицына к тайному союзу. Все эти данные были занесены в «Алфавит» Боровкова

[566]. К 30 марта 1826 г. была подготовлена записка о Голицыне, в тот же день она была зачитана на заседании Комитета[567]. Но решение вопроса об освобождении затянулось, – очевидно, по воле императора. 28 мая вместе с Ф. Е. Врангелем Голицын был назначен к освобождению Комитетом, 2 июня освобожден с аттестатом как «совершенно непричастный» к «злоумышленному» тайному обществу[568]

.

Среди членов, принятых Одоевским, А. Бестужев назвал Александра Плещеева 2-го. Одоевский не признался в том, что принял Плещеева 2-го в общество; при этом следует отметить, что долгое время он не признавал и собственного членства. Плещеев фигурировал также в списке подлежащих аресту, составленном на основе первых допросов (проведенных Левашевым), который был оформлен как докладная записка о заседании Следственного комитета 24 декабря. На полях против его фамилии зафиксирована воля императора: обратиться к начальнику Гвардейского корпуса Воинову, который должен был распорядиться об аресте; решение было утверждено на заседании Комитета 25 декабря. В тот же день он был арестован и содержался на главной гауптвахте, а затем, вероятно, оставлен под домашним арестом, но 25 января вновь арестован и отправлен в Петропавловскую крепость[569]. Причиной тому, как можно предположить, стало присутствие имен братьев Плещеевых в обширном списке членов тайных обществ, составленном Оболенским в дополнительном показании от 21 января. Напротив фамилий офицеров Конной гвардии, в том числе Плещеева 2-го, значилось: «О намерениях на 14-е декабря они должны быть извещены чрез князя Одоевского, но в оных не участвовали»[570].