Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.

Встретив такое сопротивление, следствие обратилось к традиционному опросу «главных» свидетелей-подследственных о подозреваемом. А. Бестужев сообщил, что Воейков не принадлежит к Северному обществу, а когда спрашивал у Якубовича: «есть ли в нем надежда, он сказал, что никакой». Другие опрошенные отозвались неизвестностью об участии Воейкова в конспирации (среди них: Пестель, Волконский, Трубецкой, Рылеев, И. Пущин, Ф. Вадковский)[596]

. Особое значение приобретали показания Оболенского и Нарышкина – тех участников Северного общества, которые оказывались непосредственно связанными с Воейковым: первый, по показанию Лорера, принял его в тайное общество в 1824 г. вместе с Воейковым, а второй – по собственному признанию Воейкова, входил в число его близких друзей. От этих наиболее осведомленных и тесно связанных с Воейковым лиц должны были поступить показания, проливающие свет на тайну принадлежности этого офицера к декабристской конспирации.

Как уже говорилось, Оболенский в ответах, данных в связи с показаниями Бурцова, осторожно заметил, что Николай Воейков, «кажется», состоял в тайном обществе; при этом Оболенский отказался быть уличающим свидетелем, ссылаясь на отсутствие личных контактов с ним, что не соответствовало, как будет видно далее, действительности. В отдельном показании о Воейкове Оболенский свидетельствовал: «По истине показать не могу, принадлежал ли к тайному обществу Воейков… но кажется известен был о существовании оного, но как был он принят и когда именно, сего не помню и показать не могу. О намерениях наших на 14-е декабря он никем из наших членов (насколько мне известно) извещен не был, разве от капитана Якубовича, но я от сего последнего не слыхал, чтобы он извещал его о сем». Оболенский вновь утверждал, что не был лично знаком с Воейковым, но «знал о нем единственно по прежним его дружеским сношениям с бывшим капитаном лейб-гвардии Московского полка Нарышкиным». А что показал Нарышкин? Он отвечал категорическим отрицанием: «Честь имею уведомить, что мне неизвестно, принадлежал ли штабс-капитан Воейков к обществу и какое принимал в оном участие»[597]

. Показание Нарышкина вступало в разительное противоречие с показанием Оболенского, который располагал данными о причастности Воейкова как раз по связям последнего с Нарышкиным. Следствие не придало этому значения, остановившись на выводе, благоприятном для Воейкова: уже 16 февраля в «журнале» Комитета появилась запись «представить… к освобождению с аттестатом». Император согласился, и 20 февраля бывший подозреваемый был освобожден с оправдательным аттестатом, как вполне оправданный[598].

Для оценки достоверности показаний Лорера, Бурцова, Оболенского и Н. Муравьева о принадлежности Воейкова к тайному обществу следует обратиться к фактам и обстоятельствам, проясняющим круг и характер обоюдных контактов подозреваемого и его знакомых из числа участников тайных обществ: Нарышкина, Оболенского и др. Это позволит сделать вывод о достоверности и обоснованности показаний, касающихся вопроса о вступлении Воейкова в декабристский союз.