Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.

Итак, показания Лорера и Оболенского и высказанные наблюдения, опирающиеся на конкретные свидетельства, дают в целом основание утверждать, что Воейков сохранил свои связи с соучеником по Училищу колонновожатых Нарышкиным в 1821–1824 гг., входил в ближайшее окружение как Нарышкина, так и Оболенского. Это окружение было тесным образом связано с Северным обществом, из него непосредственно набирались новые члены (как, например, Лорер, Моллер и др.), причем особую активность в данном направлении проявляли Оболенский и Нарышкин. Все это ставит по сомнение и полное отрицание Нарышкиным членства Воейкова в тайном обществе, и отрицание Оболенским своего личного знакомства с Воейковым. Следует признать, что в действительности дело обстояло противоположным образом: судя по показаниям Лорера, Воейков оказывается в это время настолько втянутым в конспиративную активность, что участвует в приеме нового члена.

К этому нужно добавить, что сохранившиеся письма Воейкова к Н. Н. Муравьеву свидетельствуют о продолжении дружеских контактов не только с Нарышкиным, но с другим соучеником по Училищу колонновожатых – П. А. Мухановым, приехавшим в мае 1825 г. в Кавказский корпус устраиваться на должность адъютанта Ермолова – должность, которую занимал и Воейков. В содействии последнего этой попытке Муханова переменить место службы трудно усомниться[614]

. Нельзя не отметить, что Муханов приехал на Кавказ, состоя членом Южного общества; к этому времени он находился в тайных обществах более 6 лет[615]

. Контакт Воейкова с давним участником конспирации и старым товарищем многозначителен: не исключено, что Воейков мог получить какие-то сведения и о Южном обществе.

Итак, связи Воейкова с членами тайных обществ, фиксируемые сохранившимися материалами переписки и следственными показаниями (А. Н., Н. Н. и Н. М. Муравьевы, Нарышкин, Оболенский, Лорер, Муханов, Якубович), позволяют говорить не только о тесной дружбе с участниками декабристской конспирации, но и о формальном членстве в тайном обществе этого «незамеченного» следствием декабриста. Включенность Воейкова в круг декабристских связей не вызывает сомнений. Учитывая эпизодичность его появлений в Петербурге, следует предположить, что в том случае, если он состоял в Союзе благоденствия, он несомненно вступил в него в свой приезд в Москву в 1818 г., а затем конспиративные контакты укреплялись во время приездов в Петербург, когда Воейков встречался с Нарышкиным. В 1824 г. Воейков продолжал находиться в орбите тайного общества, будучи связанным с активными участниками Северного обществ Нарышкиным и Оболенским; он участвовал в приеме новых членов (Лорер)[616]

.

Однако в ходе расследования привлечение к процессу Воейкова связывалось с вопросом о предполагаемом Кавказском обществе. Это отразилось в итоговой справке о Воейкове. Особенно наглядно данная ситуация предстает в другом документе, возникшем после завершения основного следствия. 29 октября 1826 г. дежурный генерал Главного штаба А. Н. Потапов спрашивал у В. Ф. Адлерберга: «По какому именно подозрению о принадлежности к тайному злоумышленному обществу взят был, но по исследованию оказался к тому не причастным, адъютант г. генерала от инфантерии Ермолова лейб-гвардии Измайловского полка Воейков?» Вопрос был, как видим, вызван необходимостью выяснить степень причастности Воейкова к делу. В ответе значилось: «…был взят по подозрению о принадлежности к тайному обществу в Кавказском корпусе, о существовании коего сделано было показание бывшим генерал-майором князем Волконским, со слов бывшего капитана Якубовича… По исследованию оказалось, что в Кавказском корпусе тайное общество не существовало… а спрошенные о Воейкове члены Северного и Южного обществ отозвались, что он ни к первому, ни к последнему их Союзу благоденствия не принадлежал» [617].