Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.

Львов был допрошен на заседании 26 января 1826 г., через два дня после ареста. Он категорически отрицал не только свое формальное участие в тайном обществе, но и какую-либо степень осведомленности о нем. Комитет, учитывая прямое свидетельство одного из лидеров заговора о его членстве, решил «спросить главнейших членов общества и дать в разноречии очную ставку», а также отобрать у Львова письменные ответы[622]. В ответах на допросные пункты Львов снова отрицал свое участие в тайном обществе и заговоре 14 декабря. Эти ответы были зачитаны на заседании 28 января. О Львове, как «несознающемся», решили «собрать еще более справок», а затем дать очную ставку с обвинителями. Помета на показаниях Львова, сделанная Адлербергом, гласила: «Спросить о нем… Трубецкого, Рылеева, Никиту Муравьева, Алекс[андра] Бестужева… Пущина, Одоевского, Кожевникова (Изм[айловского] полка), Андреева, Малютина»

[623]. Ответы собирались в течение 31 января – 1 февраля. 2 февраля на заседании Комитета были заслушаны отзывы о Львове, отобранные у Пущина, Одоевского, Рылеева, Трубецкого. Кроме них, в распоряжении следствия были уверенные показания Оболенского, который по-прежнему утверждал, что Львов принят в члены Кожевниковым и Ростовцевым. Комитет положил спросить о Львове и последнего[624]

. На заседании 4 февраля, согласно записи в журнале Комитета, были повторно заслушаны показания, сделанные Трубецким, Рылеевым, А. Бестужевым и Одоевским в ответ на особый запрос о Львове (все они не могли сказать ничего определенного о формальном приеме Львова в тайное общество, сообщая, что слышали об его участии от Оболенского). Комитет решил, что «хотя обвинение не сильно, однако для большего удостоверения, что он не ложно отрицается, уличить его очными ставками с князем Оболенским и Кожевниковым и, если его императорское величество дозволит, с поручиком Ростовцевым, бывшим адъютантом генерал-адъютанта Бистрома»[625]. Это решение так и не было реализовано: очные ставки с Оболенским, Ростовцевым и Кожевниковым не проводились.

В связи с имеющимися уличающими показаниями Львов был повторно допрошен: следствие пыталось выяснить меру его участия в тайном обществе. Львов продолжал категорически отрицать свою принадлежность к тайному обществу. Он отверг и главное уличающее показание Оболенского – о своем вступлении в тайное общество, знании планов заговорщиков и осведомленности о подготовке военного выступления в момент присяги новому императору. Ответ Львова был зачитан на заседании 20 февраля[626]. Тем временем показания Оболенского, сделанные со ссылкой на Кожевникова и Ростовцева, были проверены обращением к этим свидетелям, первый из которых также являлся подследственным. Показание Кожевникова, данное на следствии, отрицало информацию Оболенского, как и свидетельство, взятое у неарестованного Ростовцева. Оба отвергали осведомленность Львова о заговоре и, тем более, свою роль в приеме Львова в тайное общество. Ростовцев вообще не признал того факта, что в его присутствии Оболенский сообщил Львову о планах тайного общества на 14 декабря, о чем свидетельствовал Оболенский[627]

. В результате после рассмотрения показаний Львова, Кожевникова и Ростовцева Комитет постановил представить императору об освобождении Львова с аттестатом. Реакция Николая I последовала незамедлительно: «Сейчас выпустить». Согласно помете чиновника Следственного комитета, распоряжение об этом было отдано уже на следующий день, 21 февраля, а 22 февраля на заседании Комитета решение об освобождении Львова с «аттестатом» было утверждено[628].

В справку «Алфавита» Боровкова о Львове включены данные об отрицании Кожевниковым и Ростовцевым его участия в тайном обществе, перечеркнувшие в глазах следователей обвиняющие показания, сделанные Оболенским. При этом некоторую часть показаний Оболенского Боровков все же был вынужден привести. Важным обстоятельством, способствовавшим освобождению Львова и признанию его невиновным, было свидетельство Кожевникова о том, что при сопротивлении присяге в Измайловском полку Львов не участвовал в агитации солдат и, более того, противоречил уговорам со стороны Кожевникова[629].