Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.

Совершенно фантастическими выглядят мотивы «оговора» со стороны Гудима, приведенные в записках А. Ф. Львова: придание себе «веса» в заговоре грозило лишь более тяжким наказанием. Очевидно, действительные обстоятельства этого эпизода существенным образом отличаются от семейного предания, а значит, правомерно придать больше веса показаниям флотских офицеров и вынужденному признанию Гудима. Отсюда с необходимостью вытекает вывод о более серьезном участии братьев Львовых в декабристском заговоре, чем это явствует из материалов следствия и, тем более, из его итогового заключения. Как представляется, всплывший на следствии эпизод с Мордвиновым объясняет одну из причин сокрытия фактов, связанных с участием Львовых в заговоре: возможно, эти офицеры являлись одним из звеньев, которые связывали руководство декабристского заговора с государственными деятелями, высшими сановниками, заинтересованными в политических переменах.

В числе подозревавшихся в участии в заговоре декабря 1825 г. находились братья Владимир Николаевич

и Николай Николаевич Креницыны,

прапорщики Измайловского полка. Арестованный по подозрению в участии в заговоре подпоручик того же полка К. П. Миллер показал, что его однополчанин подпоручик А. А. Фок 15 декабря, на следующий день после событий, когда офицеры полка, сопротивлявшиеся присяге, были вызваны к полковому командиру для объяснений, сообщил Миллеру, что «призывали только пятерых, но что еще были в заговоре два Креницына», которые, по словам Фока, «приглашены были в общество подпоручиком Кожевниковым и обещали не присягать», однако в действиях заговорщиков не участвовали. Эти сведения были предъявлены на следствии Фоку в сопровождении вопросов: «Точно ли Креницыны были предварены о намерении [заговорщиков] и точно ли обещали не присягать… в чем состояли их действия, когда и кем были приняты?». В своем ответе от 1 февраля Фок показал, что ему неизвестно, были ли Креницыны предупреждены и обещали ли они не присягать, но утверждал, что узнал об участии их «не ранее, как вечером накануне… происшествия», причем застал их у Кожевникова, и поэтому считал, что последний и принял обоих братьев в заговор. «Я не полагаю, чтобы они и после принимали какое-либо участие, да и у самой присяги я их не заметил, впрочем, ручаться не могу. Миллеру же я не говорил, что они обещали не присягать, а говорил, что они тоже замешаны», – заключал Фок[639]

. Главный свидетель, Н. П. Кожевников, был также спрошен о Креницыных. Он подтвердил, что Креницыны являлись участниками «рассуждений его с прочими о сопротивлении новой присяге», но, по его утверждению, ничего не знали о существовании тайного общества и его планах. Главные члены Северного общества отозвались незнанием на запрос о принадлежности Креницыных к тайному обществу и участии их в заговоре[640].

После этого расследование было прекращено. Следствие, очевидно, пришло к заключению, что показания Фока и особенно Кожевникова «очистили» братьев Креницыных от обвинения в принадлежности к тайному обществу. Показания Миллера были «оставлены без внимания», сами Креницыны не привлекались к допросам[641]. Следует отметить, что сам факт осведомленности о готовящемся выступлении, а он был подтвержден полученными показаниями главных свидетелей, очень часто рассматривался как достаточный для предъявления обвинения и соответствующего (главным образом, административного) наказания. В данном случае фактически состоялось оправдание причастных к заговору офицеров; важную роль в этом сыграли, как видится, показания «главных» членов, отрицавших формальное членство Креницыных в тайном союзе.