Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.

В своих показаниях Данзас признал, что летом 1825 г. слышал от своего соученика по Лицею Пущина о некоем обществе с политической целью, но не придал этому значения; собственную же причастность к этому обществу отрицал на протяжении всего расследования, заявляя о своей полной «невинности»[646]

. 20 января на заседании Комитета зачитывались показания, запрошенные у Пущина, который свидетельствовал, что в разговоре с Данзасом объявил о своей принадлежности к тайному обществу, имеющему цель «покамест» благотворительную, но которое в будущем намерено подготовить «средства к изменению правительства»; Данзас, по утверждению Пущина, советовал ему оставить это намерение. Больше ничего о тайном обществе Данзас, по словам Пущина, не знал, другого разговора между ними не было, а вступить в члены ему не предлагалось. Комитет решил представить решение об участи Данзаса императору, предлагая освободить его, вменив ему в наказание «за то, что не донес о тайном обществе», взятие под арест и содержание в крепости. Так же предлагалось поступить и относительно Зубкова, которого Комитет уже представлял к освобождению[647]

. В докладной записке императору о Зубкове указывалось, что со времени резолюции императора о продлении расследования не обнаружилось никаких данных о принадлежности Зубкова к тайному обществу или его знании цели этого общества, поэтому Комитет вновь предлагал его участь на рассмотрение. Последовали резолюции императора: в отношении Зубкова – «выпустить с аттестатом», в отношении Данзаса – «посадить еще на месяц на гауптвахту и потом выпустить»[648]

.

Тем временем 21 января, в своем большом перечне участников тайного общества, Оболенский назвал Зубкова среди членов, находящихся в Москве. Вместе с Колошиным, Штейнгейлем, Горсткиным и Нарышкиным Зубков был охарактеризован так: «Все сии члены женаты и потому принадлежат к обществу единственно по прежним связям», а «круг их действий» заключается только в благотворении, освобождении дворовых, улучшении состояния крестьян, заведении школ «в деревнях». Зубков был назван Оболенским среди членов тайного общества, имевшего целью «распространение просвещения», «улучшение состояния крестьян», освобождение дворовых людей. При этом Оболенский лично не знал Зубкова[649]

. Речь шла о созданном Пущиным в Москве в начале 1825 г. «Практическом союзе», состоявшем из бывших членов Союза благоденствия, членов Московской управы Северного общества и его друзей, ранее не принадлежавших к политическим тайным обществам.

Показание Оболенского, адресованное на имя Николая I, поступило уже после принятия решения об освобождении Зубкова. По воле императора, объявленной Левашевым, у Зубкова был отобран уже выданный ему оправдательный документ «под видом некоторых перемен», а выезд из Петербурга запрещен. У Пущина и других участников «Практического союза» затребовали дополнительные показания. Пущин и Павел Колошин отвечали, что Зубков не принадлежал к нему, руководители Северного общества не знали о членстве Зубкова, Оболенский в повторном показании отвечал, что точно не знает, состоял ли Зубков в этом союзе, ссылаясь в этом вопросе на Пущина (о принадлежности Зубкова к какому-либо другому обществу Оболенского не спросили, об источнике сведений, которые легли в основу его прежнего показания, – тоже). Вывод, который сделали члены Комитета на заседании 25 января, состоял в том, что «уважительных причин привлекать Зубкова к делу о злоумышленном обществе» из представленных показаний не открывается, в силу чего аттестат ему нужно возвратить и разрешить отъезд из Петербурга. Император согласился с этим мнением[650]. В «Алфавите» Боровкова утверждалось, что Зубков «оказался не принадлежащим к обществу и не знавшим о существовании оного», а Данзас «только слышал о существовании общества, стремящегося к ниспровержению правительства, и о том не донес»[651].