Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.

Полковник Враницкий – достаточно осведомленный участник тайного общества. Он вступил в него в ноябре-декабре 1824 г.; имел большой чин, являлся близким другом информированных членов Южного общества полковников И. С. Повало-Швейковского и В. К. Тизенгаузена, сам был хорошо знаком с руководителями Васильковской управы С. И. Муравьевым-Апостолом и М. П. Бестужевым-Рюминым[870]

. Все перечисленные им лица (кроме Ф. Е. Врангеля, сумевшего оправдаться) были признаны следствием участниками тайного общества. Поэтому показания хорошо осведомленного Враницкого могут быть признаны в целом достаточно авторитетными. Контекст, в котором упоминаются фамилии Панютина и Андрешевского, говорит об их принадлежности к членам Васильковской управы Южного общества, участникам собраний в Лещинском лагере осенью 1825 г., или к лицам, поступившим в состав этой управы позднее, вплоть до декабря 1825 г. Вместе с тем существуют сомнения, не позволяющие безоговорочно отнести названных Враницким «новых членов» к «неизвестным декабристам». Они основываются на том, что свидетельство Враницкого нельзя отнести к числу безукоризненно достоверных, прежде всего, вследствие плохого знания им русского языка. По происхождению чех, он вполне мог изменить написание фамилий лиц, которых он встречал один или несколько раз. На эту мысль наводит сам характер его русского письма, полного ошибок. Но с другой стороны, от его показаний нельзя просто отмахнуться. Отсутствие следственных разысканий об этих лицах, несмотря на выделение фамилии Панютина в приведенном показании, не позволяет в данном случае уверенно считать показания Враницкого всего лишь ошибкой и недоразумением. Сохраняется возможность идентификации этих лиц как членов тайного общества, на которых по неизвестным причинам не обратило внимания следствие.

В силу указанных причин можно предположить, что один из названных Враницким офицеров, Андрешевский, мог быть в действительности участником Общества соединенных славян, артиллерийским офицером Я. М. Андреевичем, который был хорошо известен среди членов Южного общества после Лещинского лагеря[871]

. Иначе обстоит дело с Панютиным.

В 1-й армии в 1825 г. служили два брата Панютина, Федор Сергеевич и Николай Сергеевич, причем оба в чине полковника. Отметим немаловажный факт, который говорит в пользу участия одного из Панютиных в тайном обществе: оба брата ранее служили в л.-гв. Семеновском полку. Известно, что С. Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин активно привлекали в тайное общество на юге немало своих бывших однополчан по Семеновскому полку, оказавшихся после 1820 г. в полках 1-й армии. С большинством бывших семеновцев лидеров заговора связывали давние дружеские отношения. Нельзя не учитывать также недовольства бывших гвардейцев своим переводом в армию и нарушенным ходом военной карьеры. Известно, что в тайное общество вошли или узнали о его существовании бывшие семеновцы В. К. Тизенгаузен, А. И. Тютчев, А. Ф. Фурман, А. А. Рачинский, переведенные из подпрапорщиков Семеновского полка в армию А. Ф… Вадковский, Д. А. Молчанов, Лев Сенявин. Как можно уверенно считать, в том же положении находился командир Кременчугского пехотного полка П. А. Набоков[872]

.

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что один из братьев Панютиных (Николай) служил в Кременчугском пехотном полку, на который, по ряду указаний, заговорщики 1-й армии серьезно рассчитывали в случае начала открытых действий (возможно, при этом они имели в виду не только его командира полковника Набокова). Это соображение говорит в пользу участия в тайном обществе Н. С. Панютина. Федор Панютин в 1825 г. являлся полковым командиром Севского пехотного полка, также входившего в состав 1-й армии. Если Враницкий имел в виду именно его, то в таком случае среди полковых командиров и офицеров в крупных чинах, переведенных из Семеновского полка и принятых в Южное общество С. Муравьевым-Апостолом и Бестужевым-Рюминым, мы определенно можем числить и Ф. С. Панютина.

Показание Враницкого само по себе не дает несомненного основания для вывода о членстве Андрешевского и Панютина в Южном обществе, но вместе с тем заставляет выдвинуть обоснованное предположение о принадлежности одного из братьев Панютиных к Васильковской управе. Его показание позволяет утверждать, что на следственном процессе не были обнаружены некоторые близкие к руководителям Васильковской управы офицеры (в том числе – в больших чинах), составившие их ближайшее окружение и постепенно вовлекаемые в орбиту влияния Южного общества. Именно на это окружение, образованное дружескими и давними служебными связями, рассчитывали заговорщики в случае начала восстания. Контакты с бывшими семеновцами не афишировались лидерами Васильковской управы на следствии, равно как и надежды на офицеров в крупных чинах, которые могли поддержать выступление Черниговского полка силами находящихся под их командой полков.