Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.

Помещенные в полковой истории материалы специального расследования в л.-гв. Московском полку содержат данные о том, что Лашкевич «совершенно случайно» оказался в момент восстания на полковом дворе и «зашел» в 3-ю фузелерную роту, где явился свидетелем разговора Щепина-Ростовского с солдатами[955]. На эту публикацию опирался Г. С. Габаев, который включил Лашкевича в число лиц, замешанных в событиях 14 декабря[956]. Выписку из документов, опубликованных Пестриковым, поместили в приложение к «Алфавиту» Б. Л. Модзалевский и А. А. Сиверc

[957].

В следственных делах М. А. Бестужева и Д. А. Щепина-Ростовского также появляется фамилия Лашкевича. Так, в «Записке о… действиях лейб-гвардии Московского полка штабс-капитана князя Щепина-Ростовского…», составленной по материалам полкового следствия, говорится, что прикомандированный к полку Лашкевич присоединился к агитировавшим против присяги в казармах полка заговорщикам А. А. и М. А. Бестужевым, Д. А. Щепину-Ростовскому, В. Ф. Волкову и А. А. Броке, когда они пошли в 3-ю фузелерную роту. В аналогичной записке, посвященной М. Бестужеву, утверждается, что Лашкевич ходил вместе с заговорщиками и в 5-ю фузелерную роту[958]. Участие Дашкевича в выходе московцев на Сенатскую площадь, однако, не отражено в делах офицеров этого полка, вошедших в заговор и привлеченных Северным обществом для сопротивления присяге (А. А. Бекетов, А. С. Кушелев, М. Ф. Кудашев и др.)[959]

.

В январе 1826 г. Лашкевич был арестован и привлечен к следствию в Московском полку. Полковое расследование, основываясь на его собственных показаниях, пришло к выводу, что он «по любопытству пошел за бунтовавшими офицерами»[960]. По решению военно-судной комиссии он был освобожден и возвращен тем же чином в свой полк. Дальнейшая судьба Дашкевича связана со службой на Кавказе, из чего следует сделать вывод о переводе его в полки Кавказского корпуса (вероятнее всего, тем же чином). На Кавказе он был известен как офицер, причастный к событиям 14 декабря. По воспоминаниям В. Андреева, в 1829 г. Лашкевич вместе с Петром А. Бестужевым и В. Я. Зубовым редактировал рукописную газету «Ахалцихский Меркурий»[961]. Согласно данным генеалога малороссийского дворянства В. Л. Модзалевского, известен служивший на Кавказе в 1820-1830-е гг. Семен Николаевич Лашкевич, в 1839 г. – полковник, окружной начальник в Грузии

[962].

Участие лейтенантов Гвардейского экипажа Александра Анисимовича Баранцева и Александра Петровича Литке

в выступлении 14 декабря не отразилось ни в персональных делах фонда Следственного комитета (специальных дел на них не было заведено), ни в «журнале» Комитета. Известно, что на площадь вышла подавляющая часть гвардейских моряков и значительная часть офицеров, здесь были и ротные командиры (за малым исключением) и почти все младшие офицеры. Некоторые из них были связаны с тайным обществом, другие – с особым кружком офицеров-вольнодумцев в Гвардейском экипаже, остальные, по имеющимся данным следствия, были увлечены планом сопротивления новой присяге. Среди последних находились большинство тех, кто, простояв некоторое время на площади, вскоре покинули ряды экипажа, вернувшись в казармы. В их числе были и лейтенанты А. П. Литке и А. А. Баранцев. О том, что Баранцев находился на Сенатской площади в рядах экипажа, показал М. К. Кюхельбекер:«…князь Оболенский подошел ко мне и спросил у меня: „Старший ли вы?“, почему, не видя никого из офицеров при баталионе старше себя, ибо лейтенантов Мусина-Пушкина и Баранцева в то время я уже при баталионе на площади не видел, то посему и сказал, что я остался старший…»[963]. Следовательно, Баранцев находился при батальоне экипажа достаточно длительное время, едва ли не до того момента, когда Оболенский принял начальство ввиду отсутствия С. П. Трубецкого, т. е. за полчаса до разгрома восставших.

Присутствие А. П. Литке в составе восставшего Гвардейского экипажа обнаруживается также благодаря мемуарам его старшего брата Ф. П. Литке, который вспоминал: «…когда Бестужевы увлекли экипаж на площадь, все обер-офицеры последовали за знаменем, а командиры и все штаб-офицеры оставались в казармах. Им это было поставлено в заслугу. Увидя, пришед на площадь, что тут не ладно, брат под некоторым предлогом ушел за фронт и далее к матери своей, где его и заперли…». Ф. П. Литке далее сообщает: «Брата арестовали, как и других, но не посадили в крепость, а вместе с Баранцевым и [Д. Н.] Лермонтовым 2-м – в Семеновский госпиталь, потому что командиры поручились за их непричастность к шайке»[964].