Я не хочу сказать ничего дурного о книге Б. Бермана “Библейские смыслы”, это, вероятно, книга очень полезная в условиях нашей темноты: она не открывает, она напоминает то, что известно на Руси тысячу лет не как мифологема, а как правда жизни, что тысячу лет говорят с амвонов “простому народу” батюшки и на чем примерно столько же времени, по крайней мере с Иларионова “Слова...”, стоит русская литература, наиболее наглядно представительствующая перед миром от лица “русской духовности”; это
азырусской духовности, давшей русскую классику, те азы, с которых начинают преподавать детям Закон Божий. На этих азах стоит мое понимание Пушкина (что можно видеть по работам последнего времени); отсюда важнейшая для меня коллизияпоэт и его гений, отражающая универсальную коллизию “раздвоенности по вертикали”:человек и образ Божий в нем, — и послужившая основой анализа и элегии “Под небом голубым...”, и стихотворения Блока, и в конечном счете стихов о бессоннице. Быть может, мой критик лучше понял бы меня, если бы я излагал свое понимание просто на другом (более авторитетном?) языке, где, предположим, на местеобраза Божиябылнешам, а темапоэт и его генийрассматривалась бы в терминахнефеш и нешам, с соответствующей ссылкой? Но материал на тему грехопадения — как начала и одновременно алгоритма человеческой истории (непрестанно это событие возобновляющей), — а также на тему взаимоотношений “небесного” и “земного” в человеке, идеального и натурального в нем, я почерпнул, помимо первоисточника,непосредственно из русской классики,прежде всего из Пушкина: интересующемуся это доступно; и немалая нужна дистанция между этим материалом и исследователем, чтобы последнему для осмысления элементарных библейско-евангельских основ русской литературы понадобилось обращаться к “современному истолкователю” “библейских смыслов”.