Все здесь было наоборот. Единственной в мире страной, где детские книги стали статьей дохода, был Советский Союз. Детские стихи и рассказы, которые Корчак, например, писал по “мандату долга”, а Астрид Линдгрен — по вдохновению, писались для заработка. А “сверхкраткие” рассказы, которые Вилье де Лиль-Адан или Чехов писали, чтобы заработать на жизнь, становились продуктом чистого вдохновения.
Павел Басинский не даст соврать, а Владислав Ходасевич подтвердит: Горький ненавидел правду — бога свободного человека. Заставлял себя любить — и тем больше ненавидел. Соцреализм, советская литература вышагнули из двух Горьких: из “дятла — любителя истины” и из “чижа, который лгал”. “Дятлы” отстукивали эпопеи “Дело Артамоновых” и “Жизнь Клима Самгина”, а веселые чижы отсвистывали “к. р.” вроде “Заметок из дневника”. Как и положено в парадоксальнейшей стране — России, — “дятлы” достукивались до самой отвратительной лжи, зато “чижы” провирались до истины.
Антиномии “к. р.”.
В этом жанре как ни в каком другом ощутимы две взаимоисключающие максимы: прогресс, развитие, эволюция имеет место быть в литературе и — нет и не может быть никакого литературного прогресса, никакой литературной эволюции. Литературный прогресс, развитие есть, поскольку амбруаз-бирсовские, гофмановские, эдгар-поэвские рассказы — “Будет суп” Виктора Голявкина, “Велосипед” Николая Байтова, “Кошкин дом” Владимира Беликова — потребовали бы от самих Амбруаза Бирса, Гофмана, Эдгара По большего “листажа”. Просто сюжетные ходы, ставшие ныне литературными штампами, этими писателями разрабатывались впервые и то, что тогда надо было растолковывать, сейчас подвластно одному только намеку. Литературного прогресса нет и не может быть: пусть Гоголь не знал сюжетных ходов, известных ныне каждому из авторов “к. р.”, — ну и что? Ну-и-что?“К. р.” и Андерсен.
Пока я читал “к. р.” очень плохие или очень хорошие (а особенности жанров проявляются сильнее всего “по краям”, там, где жанр скатывается в “зияющую вершину” графомании или взлетает в “сияющую пропасть” шедевра), мне все время вспоминался Ганс Христиан Андерсен. “„Как мир велик!” — сказали утята” — это можно было бы поставить эпиграфом к любой антологии “к. р.”.