сказав никому ни слова, сплавал в известное лишь ему одному место.
«Того, что там зарыто, хватит на три поколения вперед», — подумал Ворон и закрыл глаза.
«Изабеллу» с бешеной скоростью тянуло вниз. «Даже если и пройду долиной смертной тени,
не убоюсь я, ибо Ты со мной». Потрескивала под ногами палуба, летела рядом с ними вниз,
из уменьшающегося кружка голубого неба «Магдалена». Испанский корабль тонул в
мешанине обломков, в бьющихся парусах, в заглушаемых ревом волн человеческих воплях.
Перед смертью Контрерас еще не раз успел пожалеть о том, что никто и никогда не узнает,
как он догнал великого Куэрво.
Степан невероятным усилием поднялся на ноги и встал к штурвалу. «Я обещал, — сказал он
себе, чувствуя, как стихия подчиняется его силе и воле. — Я обещал ей вернуться.».
«Изабелла», словно по волшебству, нашла ветер и стала выбираться наверх, к далекому,
еле видному диску солнца. «Добавить парусов!»
Когда они перевалили через гребень последней волны и перед ними открылось спокойное
море, Степан передал штурвал помощнику и, привалившись к борту корабля, сразу заснул.
—
—
—
— Капитан!
— А? Что? Где? — Непонимающе ворохнулся он, щуря заспанные глаза.
— Светает, ваша вахта, — помощник сочувственно улыбнулся.
— Пусть кофе принесут, если на камбузе еще живые остались. — отряхиваясь от сна,
приказал Степан и погладил нагретое осенним солнцем дерево штурвала. — Спасибо,
девонька, — шепнул он то ли кораблю, то ли еще кому-то.
«Изабелла» шла на восток, туда, где в золотом сиянии восхода лежала Англия.
Пролог
Астрахань, февраль 1566
Петя Воронцов поплотнее запахнул тулуп, пробираясь между наметенными злым северным
ветром сугробами выше человеческого роста. Свистела вьюга, над головой висело низкое,
черное небо, и казалось, нету ничего вокруг, кроме холода и снега. Даже старики не помнил
такой суровой зимы, лед на Хвалынском море встал в начале ноября, они чудом успели
вернуться из Дербента. Атаман Данила Гребень тогда сказал Пете: «Не зря я вас подгонял,
Если б медлили, пришлось бы обратно посуху идти через пески, там бы мы все головы и
сложили».
В окне горницы горела свеча. Петя снял тулуп, засыпав сени снегом, отряхнул валенки,
поставил их в угол. Некстати вспомнились прощальные слова Федора Вельяминова о том,
что на море теплее. Как же, теплее, криво усмехнулся он. Маша с подсвечником в руках
выглянула из-за двери.
— Закрой, простудишься.
Она несмело улыбнулась, и, медленно подбирая слова, сказала: «Не очень холодно».
В горнице было прибрано, на столе лежало вышивание и тетради с книгами. Сдвинув их на
край, Маша собрала обед, в очередной раз удивив Петю. Сегодня она приготовила рыбу с
орехами, сказала, что по грузинскому рецепту. И где только в конце зимы орехи раздобыла,
подумал про себя Воронцов-младший, но спрашивать на всякий случай не стал.
— Договорился я обо всем. Довезу тебя до Керчи, там передам надежному человеку,
дойдете водой до Стамбула, а дальше он разберется.
— А в Стамбуле обратно в гарем? — Маша безнадежно уставилась в пол.
Воронцов вдруг разъярился. Ему надоела эта зима, снег, холод, разлука с Марфой,