o 8b191ad8675a2039

Астрахань, и вся эта огромная, враждебная страна. А больше всего ему надоела эта

девчонка, вывезенная из Дербента, за которую он, непонятно почему, теперь должен был

отвечать.

— Я тебе сколько раз говорил, забудь это слово! Ты едешь в Лондон, там нет никаких

гаремов. Ты ведь христианка, разве в Грузии есть гаремы?

— У турков есть. — В ее глазах блеснули слезы.

— Так. — На его скулах заходили желваки. — Ты едешь с надежными людьми, никто тебя

пальцем не тронет, клянусь честью. Я не могу взять тебя с собой на север, потому что сам

не знаю, как с женой буду выбираться отсюда. А в Лондоне у меня живет старший брат, он о

тебе позаботится.

Маша исподлобья взглянула на него и вдруг произнесла по-английски, с гортанным

акцентом: «I wish I would be home, but I have no home».

— Вот и умница, видишь, как ты уже говоришь бойко и читаешь неплохо. Сейчас еще

письмом займемся, и все наладится. Все будет хорошо.

На Дербент они пошли в начале осени. Данило Гребень взял Петю на флагманскую косовую.

Воронцов сел за гребца — большую часть пути они шли под парусами, но ветер был

переменным, иногда стихал совсем, и тогда нужны были весла.

В первый день было тяжело, пот заливал лицо, но потом Петя приноровился и даже успевал

смотреть по сторонам. Один раз даже разглядел за бортом уморительную морду тюленя, из

тех, что следовали за судами. По вечерам в трюме он записывал то, что услышал от

атамана.

«Путь отсюда в Индию тяжел и опасен. Надо доплыть до персидского берега

Хвалынского моря, перевалить через горы и идти на юг, до побережья моря Аравийского,

путем Афанасия Никитина. Оттуда можно плыть на восток, в Индию.

Дороги в Персии хорошие, городов много, страна эта привычна к торговле. Если местное

оружие брать прямо на месте, а не у перекупщиков, которые возят его в Стамбул, а

оттуда в Европу, то оно чрезвычайно дешево.

Еще в Персии отличные драгоценные камни, например, бирюза и ляпис-лазурь.

Европейские купцы, чтобы добиться яркости, подкрашивают их, в Персии за такой обман

велено местных торговцев бить палками.

Вокруг храпели уставшие гребцы, ветер раскачивал легкое суденышко, пахло потом и солью,

а Петя все писал, морщась от боли в стертых до кровавых волдырей пальцах.

«Если идти сушей, надобно присоединиться к одному из караванов. Между Индией и

Персией лежит огромная пустыня, и без проводника, не зная, как искать и находить воду,

можно погибнуть.

После пустыни надо перевалить через великие горы, там есть проводники и носильщики

из туземцев. Без них пропадешь, ибо непривычному человеку там не выжить.

Путешественники часто болеют, многие умирают, ибо в горах не хватает воздуха,

чтоб дышать. »

К Дербенту подходили в кромешной ночи под черными парусами. «Таких не разглядишь», —

пояснил Гребень, глядя, как на всей флотилии один за другим гаснут фонари. Днища лодок

заскрипели по гальке и отряд в полном молчании стал высаживаться на берег.

Когда из-за туч показалась тонким леденцом остророгая луна, Гребень жестом приказал

всем прижаться к земле. С юга дул теплый ветер, в воздухе плыл сладкий, одуряющий

цветочный аромат. Лениво перекрикивались часовые на крепостных стенах.

Луна исчезла, снова сгустилась тьма. Петя стиснул рукоятку вельяминовского меча.

Поднявшись на стены по канатам, быстро сняли часовых. Однако один из них успел издать

предсмертный, короткий крик. Гребень, выматерившись, достал саблю.

— Держись рядом, — приказал он Пете. — Ты ж в бою никогда не был?

Воронцов помотал головой, вспомнив жидкую грязь двора в Александровской слободе, и то,

как умирал его несостоявшийся убийца.

Данило свистнул, и отряд посыпался со стен во двор. Позже Петя как ни старался, так и не

смог восстановить в памяти те события. В голове была мешанина из хрипа умирающих и

конского ржания, крови и слетающих с плеч отрубленных голов. На одну из них Гребень

наступил сапогом, наколол ее на саблю, поднял вверх.

— Смотри, Петька, твоих рук дело. Молодец, в первом бою наместника шаха убил. Хороший

у тебя удар, на Москве учился?