o 8b191ad8675a2039

-Его султанское величество Селим, скончался, - сказал великий визирь, глядя на тело,

лежащее перед ним. «Очень жаль, но такое бывает даже с самыми здоровыми людьми –

пути Аллаха неисповедимы.

Согласно порядку престолонаследия, - он поклонился Мураду, - империя переходит к

старшему сыну».

-Но, - Ахмед схватился за рукоятку клинка, - мой отец назначил наследником принца Фарука.

Где он?.

-К сожалению, - мягко сказал кизляр-агаши, - узнав о смерти мужа, валиде-султан Марджана,

в порыве горя, бросилась в море. Вместе со своими детьми. Да упокоит Аллах их души.

- Вы все подстроили, - побледневшими губами пробормотал Ахмед. «Вы убили его!»

Мурад взглянул темными, материнскими глазами на брата, и, молча, дал знак евнуху.

-Нет! – Джумана вырвалась из рук Нур-Бану и бросилась к сыну. Она поскользнулась на

полу купальни, и упала рядом с телом мужа.

Ахмед схватился пальцами за шнурок и захрипел.

-Мустафа, - повернулся Мурад к визирю.

-Я уже послал сообщение наместнику в Каире, - улыбнулся тот.

-И Халида, - добавила Нур-бану. «С семьей».

-Внука, - Джумана встала на колени перед ними. «Внука моего пощадите».

Венецианка наклонилась к ее уху и прошептала: «Ты же еще помнишь Библию, Маргарет?

Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!»

Они вынули Александра из колыбели – ребенок проснулся и заплакал. «Пожалуйста, -

Маргарет бросилась им в ноги. «Не троньте моего сына!».

-Выбирай,- бербер приставил клинок к горлу Джеймса, которого держали двое. «Муж или

сын, - он усмехнулся. «Давай, женщина, покажи нам, кого ты больше любишь».

Она зарыдала, и мальчик протянул к ней ручки. «Мама!, - крикнул он. «Мэгги, - услышала

она голос мужа. «Мэгги, прошу тебя».

-Убейте лучше меня, - сказала она, не поднимая головы. «Убейте».

-Ты будешь жить, - сказал бербер, и, размахнувшись, ударил младенца головой о каменный

пол.

-Долго, - добавил он, глядя, как закатываются глаза ребенка. Он судорожно дернулся и затих

в луже крови.

Маргарет Маккей подняла залитое слезами лицо вверх и завыла. Мурад, поморщившись,

махнул рукой.

-Кадина Джумана повесилась, узнав о смерти мужа, - пробормотала Нур-бану, глядя на

багровый рубец, пересекающий нежную шею. Повернувшись к сыну, валиде-султан

склонилась перед ним: «Ваше величество».

-Пойдемте, - сердито сказал Соколлу. «Здесь невыносимо душно».

Она стояла на берегу, глядя на редкие огоньки, что перемигивались на той стороне пролива.

Дул северный ветер, было холодно, и она поближе прижала к себе спящую дочь. Сын сопел

в перевязи за спиной.

-У меня ничего нет, - сказала она Эстер. «Только вот это, - она показала кинжал и крест

покойного мужа. «Это золото».

-Не надо, - торговка посмотрела на нее внимательно, будто хотела что-то сказать. «Там, -

она махнула рукой в сторону моря, - разберемся».

Она увидела в темноте приближающийся фонарь и зашла по колено в воду – ноги,

прикрытые невидной темной вуалью, сразу заледенели.

-Давай, - шепнули из подошедшей лодки. Она уложила туда детей и вспомнила, как точно

так же укладывала их на дно большого сундука – в нем кизляр-агаши вывез их из дворца.

-Хорошо, что ты такая маленькая,- ворчливо сказал он, наблюдая, как она залезает внутрь.

«Маленькая и легкая. Прощай, Марджана».

Она ничего не сказала.

В лодке воняло рыбой. Она натянула на себя тряпки, и прижалась к детям, согревая их

своим теплом.

-Мама, куда мы? – спросила в полудреме Феодосия.

-Не знаю, дочка, - честно ответила Марфа.

Пошел снег.

Интерлюдия

Кирения, март 1575 года

Дети играли в пене прибоя.

Марфа закрыла глаза и подставила лицо весеннему, нежному солнцу. Сверху, с гор,

раздались удары колокола, и она перекрестилась.

Оказавшись здесь, она сразу взяла мула и поехала по горной тропе в аббатство. Оно было

построено монахами - норбертинцами еще при лузиньянских королях, но сейчас там была

греческая церковь.

Марфа окрестила сына Теодоросом – Федором.

-Мама, - крикнула ей Феодосия, -можно в море?.

-Вода еще холодная, - ответила Марфа и добавила: «По колено зайдите, и за Федей

присматривай».

Она вдруг подумала, что за три года жизни в Стамбуле даже ни разу не спускалась к

проливу, который видела каждый день из окна своей опочивальни.

Ее поселили в маленькой деревне – в самой Кирении было не протолкнуться от янычар, и

левантийский купец, опекавший ее здесь, хмуро сказал по-итальянски: «Лучше не

попадаться им на глаза. Посидишь где подальше, детям там хорошо будет».

-Но деньги, - попыталась сказать Марфа.

Купец поморщился. «Сказали тебе – не твоя забота. Жди».

-Чего? – подняла брови женщина.

-Увидишь, - сказал ей левантиец и отвернулся.

У нее был очаг и колодец, купец дал ей мула, пару кур, и несколько овец. «Зерно там

лежит в кладовой, - сказал он, - оливковое масло тоже. На огороде кое-что посажено. Не

пропадешь, в общем».

-Мне бы еще чернил и бумаги, - попросила Марфа.

Левантиец удивился.

-С дочерью заниматься, - объяснила она.

Марфа вздохнула, и, поднявшись, заглянула в домик.

Там была одна маленькая комната, где они и спали все вместе. Она вспомнила Чердынь и