o 8b191ad8675a2039

-Хоть мы с тобой и разной веры, но все, же семья у нас одна, и такой до конца дней

останется. Так вот. Стамбульские деньги я забрал, - он вдруг помялся, - так, на разные

дела, - и велел меня известить, коли, кто за вкладом придет. Ты и пришла, - Судаков

рассмеялся.

-А остальные?- спросила Марфа.

-О чем речь и веду. Что ты тут должна осталась – он махнул рукой в сторону моря, - это

ерунда, за это я все заплачу. Я хоть и не торгую давно уже, однако тратится мало, так что за

это ты не волнуйся.

Письмо тебе дам, к венецианским держателям вклада, заберешь его там, и отправляйся в

Лондон.

-Так умерли же все, - горько сказала Марфа. «Петя покойник мне говорил, что герр Мартин

тоже преставился».

-Вот сразу видно, что не занималась ты делами нашими, - ласково сказал дед. «Всегда

наследники есть, Марфа. Степан, опять же, говоришь ты, жив был, хоть и десять лет с тех

пор прошло, уже, конечно.

Просто ни один купец без завещания умереть себе не даст, вона, на меня хоть посмотри».

Внучка расхохоталась. «Тебя, дедушка, знаешь, как красиво в соборе Софийском

отпевали?»

-Еще бы, - желчно сказал Никита. «Мало, что ли, я им денег за всю свою жизнь

пожертвовал!»

- Так вот, - он продолжил, - тех денег, что в Лондоне и Венеции, и прибыли с них, что

накопилась, - тебе до конца дней хватит. Осмотришься, обустроишься в Англии, может,

потом на континент съездишь, тамошние вклады тоже заберешь. Опять же, ты молода еще,

может, и встретишь кого хорошего». – Никита улыбнулся.

Федя подошел к нему, и вдруг сказал: «Борода! Папа?»

-Дедушка, - Никита поднял мальчика и посадил на колени. Ребенок подергал его за бороду и

улыбнулся.

-Сильный он у тебя, - поцеловал правнука Судаков. «Тяжелый вон какой».

-В отца, - Марфа чуть вздохнула.

-Слушай, - дед искоса посмотрел на нее, - трудно же тебе одной с двумя детьми будет...,

Может, Федора оставишь пока, он же маленький совсем еще?

Марфа, было, открыла рот, чтобы возразить, но услышала тихий, гневный голос сзади:

-Да ты, Авраам, никак ума лишился – матери такое предлагать!

Дед покраснел.

Маленькая, полная женщина ласково обняла Марфу: «Прости, девочка, мой муж, как и все

мужчины, не очень понимает, что такое дети, хоть и сам, - она усмехнулась, - четверых уже

родил».

-Дедушка, - повернулась к нему Марфа изумленно.

-Жена это моя, - сказал дед нежно, «Фейгеле».

Дети побежали к морю.

-Он, видишь ли, сказал, чтобы мы сидели в комнатах, - Фейге рассмеялась, - мол, ты

испугаешься, если такую толпу увидишь. Что там пугаться, не понимаю – мы же семья.

-А когда вы поженились? – Марфа взглянула на деда. Он сидел, смотря на берег, и женщине

показалось, что в его глазах были слезы.

-Да вот в Литве еще, - Фейге вдруг вздохнула. «Первый муж мой умер, детей не было у меня,

было мне уже тридцать, я и подумала – человек хороший, добрый, доживу я за ним свою

жизнь, как за каменной стеной.

А видишь, как получилось – как у матери твоей праведницы, да пребудет душа ее в сени

Господа. Ну а потом,- женщина похлопала себя по выпуклому животу, - Всевышний нас

своей милостью еще одарил. И продолжает, хоть мне и сорок пять уже летом будет».

Марфа быстро посчитала и глянула на деда.

-Северная кровь – она крепкая, Марфа, - улыбаясь, не отрывая взгляда от детей, сказал

Судаков. «Мы еще и сиротку взяли, жены родственницу, у нее в Полоцке, как царь ваш его

захватил, вся семья погибла. Эстер, иди-ка к нам! - крикнул он.

Девушке было лет четырнадцать, у нее были темные кудри и глаза – как две смородины.

-Вот, Эстер, - ласково сказал Никита, - это дочка того самого, что спас тебя.

Марфа поднялась, непонимающе смотря на подростка.

-Я мало помню, почти ничего, - покраснев, сказала Эстер,- у него была нога ранена. Возок

помню, он меня кормил еще. Имя помню, по-русски Федор его звали.

Женщина обняла девочку и прижала к себе.

-Твой отец, Марфа, благослови Господь душу его, как в Полоцке ранен он был, у себя ее

прятал, чтобы не убили. Сказано же – кто спасает одного человека, тот целый мир спасает, -

Никита поднялся.

-Ну, все, - Фейгеле тоже встала, - надо за трапезу. Дети сейчас набегались, устали, поедят, -

и в кровати. Пойдем, внучка, - жена деда поцеловала Марфу и крикнула: «Все за стол!»

Эпилог

Италия, август 1575 года

Он шел по залитому теплым, закатным солнцем, городу, и сжимал пальцы на рукоятке

клинка.

Он знал за собой этот грех – после неудач ему всегда хотелось сдуру ввязаться в какую-

нибудь трактирную драку – просто ради того, чтобы почувствовать, как податливо принимает

шпагу тело человека, увидеть, как хлещет на заплеванный пол темная, быстрая кровь,

услышать предсмертный хрип побежденного – совсем, как тогда, в первый раз, жизнь назад.

Понятно, ничего такого он не делал – он был слишком сух и расчетлив, чтобы потакать

страстям, но желание оставалось.

Проклятый ди Ридольфи уехал во Фландрию, а вместе с ним, - новые письма Марии

Стюарт, и шифровальные таблицы, которыми пользовались заговорщики.

Он в это время был здесь, в Риме, у папы Григория, пытаясь выпросить новые займы для

Хуана Австрийского, - и так и не успел снять копии с документов.