o c24ec28d571a6d65

Она напоследок перекрестила Мэри, и, выйдя из комнаты, весело крикнула: «Ну, где там все

остальные?»

Питер Кроу посмотрел на себя в зеркало и вздохнул: «Не люблю я весь этот бархат».

- Ты им через пять лет уже сам торговать будешь, - ядовито заметила Полли, расправляя

складки своего шлейфа.

- Шелк у тебя флорентийский, - небрежно заметил Питер, кинув один взгляд на платье, - из

той партии, что в конце осени привезли, я его помню. А прошивку эту итальянскую вы у

мистера Ричардсона покупали, и, если бы я с вами поехал, вы бы получили еще большую

скидку, ему выгодно со мной дружить, я ему покупателей буду поставлять. А тебе

обязательно замуж выходить? – невинно добавил Питер.

- Что? – вздрогнула Полли и повернулась к брату.

Тот стоял, в камзоле темно-синего бархата, и белоснежной рубашке, и чуть заметно

улыбался. «ты же моя сестра, - наставительно заметил подросток, - мне интересно».

- Я люблю Фрэнсиса и он меня тоже, - сухо заметила Полли. «И сходи, ради Бога, за

Уильямом, посмотри, как он оделся – справился ли сам?».

- Я в четыре года математические задачи решал, - отозвался Питер, - и никто за мной с

рубашкой в руках не бегал.

- Бегали, бегали, - усмехнулась Полли, - и я, и Мэри, и Лиза, и еще слуг с десяток.

- И вообще, - заметил Питер, накручивая на палец каштановый локон, - Мирьям и Констанца

должны вам шлейфы нести, а вовсе не мы.

- Ты же знаешь, что Мирьям нельзя в церковь, Кардозо тоже – только на обед приедут, -

закатила глаза Полли, - а Констанца не идет, потому что иначе Мирьям будет тут скучно

сидеть одной.

Питер только тяжело вздохнул, и, выйдя из комнаты, позвал: «Уильям, если ты еще не одет,

то надо это сделать прямо сейчас!».

Марфа устроилась на передней скамье, и чуть улыбнулась священнику. «Конечно, - вдруг

подумала она, рассматривая беленый свод церкви, - был бы Майкл здесь, пусть бы он

венчал, и помирились бы заодно, что там делить-то? Хотя нет, он же пуританин, как Степа во

время оно был, он сюда, в англиканскую церковь, и заходить бы не стал, они ж и хоронят

отдельно, и музыка у них запрещена».

Она перекрестилась, и Джон, сидящий рядом, шепнул: «Да не волнуйся ты так, у тебя зятья

хорошие, что один, что другой».

- Ты поближе Копенгагена ничего не мог найти? – сердито, неслышно проговорила Марфа.

«Загнал ребенка на край света, в холод».

- Ну, там теплее, чем в Эдинбурге, - рассудительно заметил Джон, - и мне нужен был

человек при дворе короля Кристиана. Там спокойно, не волнуйся, хоть два десятка лет

прожить можно».

Запел хор, и Марфа, вставая, успела увидеть радостную, счастливую улыбку на лице сэра

Роберта. «Даже похорошел, - усмехнулась она. «Господи, вот же Джон людей подбирает –

сморгни, и не запомнишь его. Фрэнсис – тот красивей, конечно будет. Только все равно им с

Виллемом не равняться – он еще загорелый, после Индии с Африкой, и виски эти седые, и

высокий какой».

- Хватит адмирала рассматривать, - донесся тихий голос Джона. «Вы с ним пять лет назад

обвенчались, пора привыкнуть к тому, как он хорош».

- Хочу и рассматриваю, - Марфа гордо вздернула голову и, шурша шелковым, медного

цвета, отделанным бронзовой прошивкой, платьем – опустилась на колени.

- Берешь ли ты, Фрэнсис, эту женщину, Полину, в свои законные жёны, чтобы, начиная с

этого дня, в согласии с Божьим святым установлением, любить ее и заботиться о ней, в

радости и в горе, в богатстве и в бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит

вас?

Полли протянула красивую, холеную руку, и граф Ноттингем осторожно надел ей на палец

кольцо.

- Берешь ли ты, Мэри, этого мужчину, Роберта, в свои законные мужья, чтобы, начиная с

этого дня, в согласии с Божьим святым установлением, любить его и заботиться о нем, в

радости и в горе, в богатстве и в бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит

вас?

Марфа услышала нежный голос дочери: «Беру», и вдруг прошептала: «Господи, ты же хотел

своих дочерей к алтарю повести, так хоть порадуйся, милый, видишь, как хорошо все».

- Ну, ну, - раздался ласковый голос сзади, и Марфа, приняв от брата кружевной, пахнущий

мускусом платок, - вытерла слезы.

Мирьям Кроу оглядела накрытый стол и сказала: «Вот тут наш угол, здесь дон Исаак с

доньей Ханой будут сидеть, и я». Она обернулась к подруге и сказала: «Я так рада, что ты

мне составила компанию, тебе же, наверное, хотелось посмотреть на венчание?».

- Вовсе нет, - смуглое, живое, некрасивое лицо Констанцы расплылось в улыбке, и она

небрежно добавила: «Я венчаться не буду».

- Как! – удивилась Мирьям.

-Я не верю в Бога, - пожала плечами Констанца. «Как папа, - она вдруг ахнула: «Ой, прости!»

- Ничего, - вздохнула Мирьям, - я привыкла уже. «Как это – не веришь?».

- Смотри, - Констанца вытащила из-за корсета сложенное письмо. «Вот, это из последнего, -

она прищурилась и прочитала: «Ты спрашиваешь, дорогая девочка, венчался ли я с твоей

мамой? Нет, потому что мы оба считали, что любовь между мужчиной и женщиной не

нуждается в навязанных извне ритуалах, которые ничего к этой любви не добавляют. Более

того, я не верю в существование Бога в его общепринятой трактовке… - ну, тут дальше одна