o c24ec28d571a6d65

присмотрите, чтобы все было в порядке. Никто ничего не заподозрит – люди вашей

профессии постоянно путешествуют. Ну и, разумеется, когда мы закончим дела на Москве,

мы вас не обделим имениями. Ну что, согласны?»

- Согласен, ваша светлость, - Теодор поднялся, протянул руку, и уже на пороге спросил: «А

кто этот, - он усмехнулся, - будущий московский правитель?».

- Некий лондонский торговец, Питер Кроу, - дож улыбнулся. «Он сам еще ребенком бежал с

Москвы. Рос вместе с царевичем, они дружили, да и похожи, судя по описанию, что

доставили папе Клименту.

- Никогда не слышал, - синьор Теодор поклонился и закрыл за собой дверь. Дож посмотрел

ему вслед и пробормотал: «Ну и отлично, можно писать папе, что с этим все в порядке.

Теперь он не посмеет даже пальцем коснуться привилегий республики, а того-то мне и

надо».

Теодор вышел из детской и улыбнулся: «Спят уже. Правда, для этого пришлось им

рассказать не только о битве при Лепанто, но и о всех сражениях Венеции за последние сто

лет».

- Ты садись, - ласково сказала Лиза, - печенка свежая совсем, я ее только чуть-чуть

обжарила, как ты любишь.

Муж выпил вина и вдруг спросил: «Этот, сын герцога Экзетера, где он живет?».

Лиза застыла с тарелкой в руках и сглотнула. «В Сан-Поло, у церкви, вход с канала, второй

этаж».

- Ты там была, - утвердительно заметил Теодор, принимаясь за еду.

- Да, книги одалживала, - чувствуя, что краснеет, ответила Лиза. «У него хорошая

библиотека, стихов много».

- Ну-ну, - Теодор хмуро посмотрел на нее и велел: «Оставь посуду, с утра уберешь.

Пойдем».

Он закрыл дверь опочивальни на ключ и сказал: «А ну садись».

Лиза покорно опустилась в кресло. Он встал на колени, и, поднимая ей юбки,

расшнуровывая корсет, внезапно рассмеялся: «Я же тебе говорил, Лизавета, я тебя люблю».

- Федя, - она откинула голову и вцепилась нежными пальцами в обивку, царапая ее.

Он почувствовал, - как всегда, - что ее тело сразу отзывается, - на первое же его

прикосновение, и, подняв руку к ее губам, приказал: «Попробуй».

- Да, - сквозь зубы сказала она, - да!

Уже потом, прижавшись щекой к ее спине, слушая ее сдавленные стоны, Федор проговорил:

«Ты помни, Лизавета, ты – моя жена, и так будет всегда, до самой смерти нашей».

Она глухо зарыдала, мотая головой, и прошептала: «Я помню, любимый»

- Вот и хорошо, - он придавил Лизу к постели, и, вцепившись зубами в ее плечо, наполняя ее

собой, добавил: «Не забывай».

Джон поднял голову и оглядел мужчину, что стоял на пороге, заполняя собой дверной проем.

- Я сын миссис Марты, - угрюмо сказал тот, - синьор Теодор. Можно войти?

- Пожалуйста, - Джон отступил в сторону, и мужчина, пригнувшись, шагнул в переднюю.

- Пойдемте на кухню, - предложил Джон, - там очаг горит. Я как раз поленту сделал, с сыром,

будете? И ветчина у меня есть.

- Спасибо, я только что со стройки, проголодался - мужчина сел на лавку и рассмеялся:

«Обычно подо мной мебель разваливается, дома я сам всю делал, а в гостях приходится

быть осторожным. Давайте, - он отрезал огромный кусок ветчины, - и оглянулся, - Джон тут

же подвинул ему бутылку вина.

- Я помню вашего батюшку, - прожевав, выпив одним глотком половину бокала, проговорил

Теодор. «Мне надо, чтобы вы ему кое-что передали».

Выслушав его, Джон осторожно спросил: «Может быть, вам все-таки не стоит туда ехать, а?»

Теодор повертел в руках изящный серебряный бокал и хмуро ответил: «Я не собираюсь

сидеть тут, и смотреть на то, как мою страну делят на части эти мерзавцы. Что я за человек

тогда буду? Как только я увижу, кто приедет в Самбор вместо моего брата, - кто-то же

наверняка у них есть в запасе, - Теодор нехорошо усмехнулся, - я перейду границу и

отправлюсь в Москву».

- Вас же там хотели казнить, мне синьора Изабелла говорила, - напомнил ему Джон,

раскладывая по тарелкам поленту.

- Ах, вот как, - тяжело проговорил мужчина, и, помолчав, добавил: «Ну, чтобы меня казнить,

им придется потрудиться, это я вам обещаю. Но не думаю, - он прервался, и одним

движением ложки опустошил половину тарелки, - чтобы меня там, на плаху положили. Может

быть, даже вотчины вернут, не то чтобы я туда за ними ехал, конечно».

- И все равно, - упрямо сказал Джон, - что вам Москва?

Теодор отложил ложку и поднял ладони. «Я вот этими руками свой город строил, - хмуро

ответил он, - и учился у такого архитектора, который синьору Микеланджело по таланту

равен, так что теперь, мне позволить, чтобы все это разграбили какие-то, - он витиевато

выругался, - проходимцы?»

- У вас очень хороший венецианский диалект, - внезапно заметил Джон.

-Я, знаете ли, - Теодор опять принялся за еду, - все больше не с дожем разговариваю, а с

рабочими своими, а они люди, - мужчина улыбнулся, - простые. У нас легче так сказать, чем

долго объяснять что-то. А вы, - он взглянул на Джона голубыми, в золотых искорках глазами,

- если бы с вашей страной такое было, - сидели бы и ничего не делали?

- Нет, конечно, - удивленно ответил Джон и, помолчав, твердо проговорил: «Хорошо, я сразу

же выеду и все расскажу отцу. Вашего брата предупредят, и будут ждать, - он улыбнулся, -

гонца от Его Святейшества. Ну, а там с ним уже поговорят, по душам.