o c24ec28d571a6d65

Марико опустила чудные, длинные ресницы, и тихо продекламировала:

Шум сосновых вершин...

Не только в голосе ветра

Осень уже поселилась,

Но даже в плеске воды,

Бегущей по камням речным.

- Звук должен быть таким, - после недолгого молчания, заметила наставница, - чтобы

собравшиеся слушатели чувствовали в каждом движении струны приближающуюся осень.

Лето на излете, и, хоть вокруг еще зелено и весело, там, - она вздохнула, - в высоком небе,

слышен клик перелетных журавлей.

- Крики птиц, да, - пробормотала Марико. «Плеск воды». Она закусила нежную губу, и,

положив пальцы на струны, начала играть.

Невысокая женщина в простом, сером кимоно, с деревенской прической, полная, подошла к

воротам замка и, низко поклонившись, тихо спросила охранников: «Не откажите в

любезности, его светлость даймё, Масамунэ-сан, в замке ли он сейчас?»

- А тебе-то чего, тетушка? – рассмеялся один из стражников, посмотрев на босые,

белоснежные, сбитые ноги женщины. «Если ты за милостыней, то вон, - он кивнул, - на том

берегу озера монастырь, сестры не откажут, а мы не подаем».

- Еще всякие крестьянки будут надоедать, - пробормотал второй.

Темные, огромные глаза женщины наполнились слезами, и она, кланяясь, попросила: «Вы,

пожалуйста, скажите Масамунэ-сан, что пришла его сестра, Мияко-сан, жена даймё

провинции Акита. То есть вдова, - поправилась она, и застыла, опустив красивую,

черноволосую голову, сцепив нежные пальцы.

Стражник недоверчиво посмотрел на женщину и велел: «Жди тут».

Даймё посмотрел на искусно вычерченные на рисовой бумаге планы, и коротко сказал

архитектору: «Я хочу, чтобы у нее был собственный сад, отдельный. По вечерам мы будем

сидеть там, на террасе и любоваться заходящим солнцем. Посмотрите, как можно

перепланировать то, что есть сейчас. И обязательно сделайте большую гардеробную, - я

намереваюсь одеть ее в лучшие кимоно, для них понадобится много места».

От высокой двери раздался подобострастный кашель. «Что еще? – нахмурился даймё.

- Там пришла женщина, говорит, что она – ваша сестра, - испуганно сказал стражник.

Масамунэ-сан коротко щелкнул пальцами, и, архитектор, свернув чертежи, исчез.

- Зовите, - усмехнулся дайме, поднимаясь на возвышение темного дерева, поправляя мечи

за поясом черного кимоно с бронзовыми журавлями.

Женщина встала на колени прямо у порога и, склонившись, распростерлась на

полированном полу. Мягкие, длинные волосы выбилась из прически, и даймё услышал

сдавленные рыдания.

- Зачем ты сюда явилась? – холодно спросил он.

- Масамунэ-сан, - Мияко подняла заплаканное, нежное лицо, - вы мой единственный брат. Я

вдова, отец наш давно умер, куда мне было еще идти? Я добралась сюда пешком, с

западного побережья, через горы, - она прикусила полную, темно-красную губу, сдерживая

слезы. «Мои сыновья погибли, вы же знаете, на поле боя».

- Вместе с твоим предателем-мужем, да, - пробормотал даймё и вдруг взорвался: «Волчица!

Мать волчат! Не для того ты была в браке, чтобы переметнуться на сторону изменников,

поднявших мятеж против его светлости сёгуна Токугавы!

- Он еще не сёгун, - робко заметила женщина.

- А ну молчи, - зловеще велел ей брат. «Родила пятерых сыновей, и хоть бы один, хоть один

остановил своего отца! У меня не дрогнула рука убить нашего младшего брата, когда он стал

врагом Токугавы, а ты, волчица..., - он стиснул зубы и добавил, издевательски: «Я видел

головы твоей семьи, они гнили перед воротами императорского дворца в Киото. Сколько там

было самому младшему?»

- Двенадцать, - измученно сказала Мияко-сан.

- Да, - хмыкнул ее брат, - он же покончил с собой, верно, твой муж велел ему, умирая от ран.

А старшие погибли с оружием в руках».

- Двадцать лет, восемнадцать – близнецы, ты их помнишь, - тихо проговорила Мияко, и

пятнадцать. И мой младший сыночек, да, - она опустила голову.

- Никого я не помню, и тебе советую забыть, - ледяным голосом отозвался Масамунэ-сан.

«Ты должна была покончить с собой, как дочь, жена и мать самураев, ты почему этого не

сделала?»

- Так дочка же, ваша светлость брат, - стиснув руки, ответила женщина. «Фумико-сан, не

могла же оставить ее одну, без призора, пятилетнюю. Мы прятались в деревне, в горах, у

крестьян, верных моему мужу».

- Ну, - заметил Масамунэ-сан, - это ненадолго. Скоро его светлость сёгун выжжет там у вас

все, и я ему в этом помогу. Ты сюда без дочери пришла, как я посмотрю. Где она? – коротко

спросил даймё у сестры.

- Умерла, - безразлично ответила Мияко-сан, глядя в пол. «От лихорадки там, в деревне. Я

тоже болела, вместе с ней, едва поправилась».

- Лучше б и ты сдохла, - пробормотал Масамунэ-сан, - одни хлопоты с тобой. Ну и

отправляйся в монастырь, зачем ты сюда пришла?

- Вы же мой единственный брат, - умоляюще сказала женщина.

- Да, - Масамунэ-сан посмотрел на сестру и велел: «А ну поднимись!»

Та покорно встала.

- Рожать еще можешь? – коротко спросил даймё.

Белые щеки Мияко-сан заалели – жарко, отчаянно.

- Да кто тебя такую возьмет, - кисло заметил Масамунэ-сан, - ты, конечно, плодовита, но

вдова изменника, и вообще – стара и расплылась, после всех этих детей. Сорок лет же