o c24ec28d571a6d65

тебе? – он помолчал. «Ладно, семейный долг, конечно, не позволяет мне тебя выбросить за

порог, хотя очень хочется. Придется кормить и одевать, до смерти твоей, что уж тут

сделаешь».

- Спасибо, ваша светлость брат, - дрожащим голосом сказала женщина.

Масамунэ подумал, сцепив смуглые пальцы, и велел охраннику: «Позовите Тео-сан».

- Я беру новую наложницу осенью, - коротко сказал даймё сестре, - Марико-сан. Пойдешь к

ней в прислуги сейчас, и в няньки, - ну, - даймё тонко улыбнулся, - следующим летом.

Женщина ты аккуратная, за детьми ухаживать умеешь, все не зря будешь, хлеб есть.

Мияко обернулась. Высокая, стройная женщина с мерцающими зелеными глазами, в

скромном, лиловом кимоно, низко поклонилась даймё: «Ваша светлость».

- Как мой цветок сливы? – нежно спросил Масамунэ-сан.

- У нее сейчас урок музыки, а потом Марико-сан будет составлять букет из последних цветов

лета, вдохновленный стихами вашей светлости, - вежливо ответила женщина.

Масамунэ-сан о чем-то задумался, глядя на террасу. «Стихи, да – вздохнул он и подумал:

«Хоть бы скорей Масато-сан вернулся из Нагасаки, а то совсем не с кем поговорить о

поэзии».

- Так, - он обернулся, - это Мияко-сан, моя старшая сестра. Она будет прислуживать моему

цветку сливы, - даймё улыбнулся, - так что покажи ей там все.

Он махнул рукой, и женщины скрылись за створками дверей.

- Принеси мне чернильницу и бумагу, - велел даймё слуге, - я хочу написать о том, что, даже

ожидая осень, - мы можем хранить в сердце весну.

Отец Алессандро Валиньяно, глава миссии ордена иезуитов в Нагасаки, оглядел стоящего

перед ним самурая с двумя мечами и вздохнул: «Масато-сан, я понимаю, что у вас родился

сын, и что вы хотите его окрестить. Это все правильно и прекрасно, но уж больно вы далеко,

на северо-востоке, я даже и не знаю, кто к вам поедет».

- Святой отец, - терпеливо, на неплохом испанском языке ответил мужчина, - у меня лодка.

Мой старший сын, Дайчи-сан, отлично управляется с парусом. Ветер хороший, через три-

четыре дня мы уже будем в Сендае. И потом, - мужчина улыбнулся, - наш даймё, как и ваш,

здешний, интересуется христианством, а из меня, - он развел руками, - богослов никакой.

- Вы не японец, - коротко заметил иезуит, рассматривая белокурые, чуть отливающие

золотом волосы мужчины. Голубые глаза усмехнулись и самурай ответил: «Уильям Адамс, в

общем, тоже, а он – советник его светлости Токугавы».

- Да, - отец Алессандро покрутил пальцами и взглянул на оживленную гавань у подножия

холма, где стояло здание миссии.

- Токугава, - подумал священник, - вот придет он к власти через год, и что тогда? Это сейчас

местный дайме, как крестился, так отдал нашему ордену монополию на торговлю из

Нагасаки, а что потом будет? Придут голландцы, придут англичане, - Адамс же нашептывает

в ухо Токугаве, что надо изгнать католиков из Японии, - и, прощай, прибыль. Вон уже,

говорят этот Виллем де ла Марк опять сюда собрался, а Токугава его привечает.

Его святейшество будет доволен, если у ордена появится еще один порт под контролем –

пусть и далеко, - все станет легче.

- Вам же нужен священник, который говорит по-японски, - отец Алессандро подумал и

спросил у монаха: «А что отец Джованни? В семинарии, со студентами занимается?»

- Да, - прошелестел тот, - позвать его?

- Давайте, - приговорил иезуит. «И отца Франсуа тоже, ну, тот в церкви наверняка, найдете

его там».

- Спасибо, - улыбнулся Масато-сан. «Все же исповедоваться хочется, у меня и жена

христианка, и дочь, очень давно мы в церкви не были. Конечно, тут, у вас, на юге, легче, - он

пожал плечами.

- Отправлю с вами двух опытных священников, - сказал ему отец Алессандро, - может быть,

у вас там кто-то еще захочет крещение принять. Ну, посмотрим, - он благословил мужчину.

«Езжайте с Богом. А как вы в Японии оказались? – вдруг поинтересовался иезуит.

- Так получилось, - усмехнулся мужчина и, поклонившись, вышел.

Хосе вымыл руки в медном тазу, и посмотрел на японца, что стоял напротив трупа.

- Я, в общем, и сам могу вскрыть, - пробурчал юноша, - я все-таки врач, и умею это делать.

Он обвел глазами прохладную, выложенную камнем комнату, и добавил: «Так что вам не

обязательно затрудняться».

- Что вы, сэнсей, - на хорошем португальском, испуганно, ответил японец, - наши врачи ни в

коем случае не будут трогать труп, это же скверна. Для этого нас и берут в служители морга

– мы же и так из касты неприкасаемых, называется «эта», нам можно.

- А вроде умные люди, - вздохнул Хосе. «Глаза – это одно, а пощупать пальцами, - совсем

другое. И не называйте меня сэнсеем, я вас на сорок лет младше».

- Вы – врач, - коротко сказал эта и потянулся за ножом.

- А как переводится - «эта»? – внезапно спросил Хосе, наблюдая за ловкими руками

пожилого человека.

- Грязная масса, - коротко сказал тот, и, раздвинув ребра трупа, добавил: «Зайдите с этой

стороны, тут отлично ее видно».

Хосе взглянул на печень и задумчиво спросил: «Он пил?».

- Не больше, чем другие, - хмыкнул эта. «Я вскрывал тела португальских моряков, знаю, о

чем вы. У нас этой болезни мало, не то, что у вас».