o c24ec28d571a6d65

Франсуа, и Дайчи, перекрестившись, ответил: «Амен».

Ребенок весело засмеялся, и Масато-сан, взяв его у отца Джованни, шепнул по-русски,

совсем неслышно: «Ну, Степан Михайлович, расти большим, на радость нам с матушкой!

Волк почувствовал, как Тео пожала ему руку – мимолетно, и, как всегда, как каждый раз, что

она была рядом, подумал: «Истинно благ ко мне Господь, и нечего мне больше желать».

Тео-сан поклонилась и сказала: «Тогда сейчас я уложу нашего Стефана спать, а потом

дождемся вашего воспитанника, отец Джованни, и уже сядем за стол, мы с Мияко-сан и

Марико столько всего наготовили, что и за два дня не съедим».

Мияко-сан проводила глазами высокого священника – даже и не смея подумать, что с ним

можно заговорить, - и, подойдя ко второму – невысокому, с добрыми голубыми глазами,

поклонившись, робко попросила: «Сэнсей, нельзя ли задать вам несколько вопросов, если,

конечно, я не помешаю?»

- Мы тут все уберем, - улыбнулся Масато-сан. «Идите, святой отец, разговаривайте,

конечно».

Хосе посмотрел на пожилого мужчину, и еще раз, спокойно, на медленном японском,

повторил: «Вы же читали записку от Акико-сан, уважаемый. Я врач, я осмотрю всех ваших

больных совершенно бесплатно».

- Вам нельзя, - упрямо сказал высокий, крепкий мусорщик. «Ваши врачи к нам не ходят, у нас

есть свои, тот же Акико-сан, он, к сожалению, нечасто сюда добирается...

- Вот что, - нарочито вежливо сказал Хосе, - я сам разберусь, что мне можно, а что – нельзя.

Я не японец, мне плевать на ваши правила. Я врач и давал клятву лечить больных, - любых

больных, понимаете!

- Так не принято, - пробормотал мусорщик. «Если местные врачи узнают, они с вами больше

не будут работать...

- Не заплачу, - ехидно ответил Хосе, и, отдернув тряпичную занавесь, вдохнув кислый запах

грязи, обвел глазами маленькую, набитую людьми комнату.

- Так, - он громко крикнул, - сначала матери с детьми, потом старики, потом все остальные.

Он обернулся к мусорщику и велел: «Принесите мне хоть воды горячей, и мыла, найдется же

у вас?».

Тот сглотнул и сказал: «Сейчас, сейчас. Спасибо вам».

- Потом благодарить будете, - пробурчал Хосе, пропуская в закуток маленькую,

изможденную женщину с хныкающей в перевязи двойней.

Они медленно прогуливались по саду.

Отец Франсуа посмотрел на женщину, и, порывшись в кармане сутаны, протянул ей платок.

- Простите меня, пожалуйста, - глядя в сторону, вытирая слезы с белых, пылающих

румянцем щек, пробормотала Мияко. «Я не должна была об этом говорить, вам неприятно

было слушать».

Священник забрал платок и ласково ответил: «Ну что вы, милая. Как можно не выслушать

мать, потерявшую своих детей, плоть и кровь свою? Это как если бы Святая Мадонна, - он

перекрестился, - пришла ко мне и сказала: «Я страдаю, мой единственный сын умер за грехи

рода людского на кресте, поговори со мной», - разве бы я ей отказал?

- У нас так не принято, - вздохнула Мияко, - надо улыбаться, все в себе держать, стыдно

говорить о том, что тебе больно, стыдно на людях плакать. Простите, сэнсей, - она

поклонилась. «Как дочка моя умерла, я думала с собой покончить, так положено, знаете, но

не смогла...

- И очень хорошо, что Господь руку вашу остановил, - ворчливо ответил отец Франсуа. «Это

тяжкий грех – жизни себя лишать. Жизнью не вы распоряжаетесь, а лишь Бог один – он

решает, кому жить, а кому умирать».

Женщина сцепила белые, нежные пальцы и тихо спросила: «И почему он так решил?»

- Да кто же знает, - вздохнул отец Франсуа. «А вот что через страдания душа очищается –

это так. Иисус страдал на кресте, а все же верил, так же и нам заповедовано – верить, что

Господь о нас позаботится».

Мияко опустила просто причесанную голову и прошептала: «Да разве богу нужна вдова

какая-то, вон – брат мой родной, я за ним в детстве ухаживала, и то меня от порога прогнать

хотел, только из милости тут держит».

- Был бы брат ваш христианином, - так же тихо ответил отец Франсуа, - он бы никогда так не

поступил. Вон, посмотрите – Масато-сан, хоть более десяти лет жену свою не видел, думал,

что умерла она, - однако ж, как встретились они, - не оттолкнул, хоть и пришла она к нему с

детьми. Так и должно поступать, по заповедям.

- Я бы хотела почитать, - вдруг сказала Мияко. «Ну, книги ваши, которые о боге говорят. Я у

Тео-сан видела, Масато-сан ей из Нагасаки привез».

- Да, - отец Франсуа улыбнулся – это отец Джованни переводил, отрывки из Нового Завета,

там проповедь Иисуса Христа. Вы его попросите, он вам даст, у нас собой есть еще.

- Неудобно, - покраснев, глядя в сторону, пробормотала Мияко.

- Что ж тут неудобного? – удивился отец Франсуа. «На то и книги, чтобы их читать. И вообще,

- он задумался, - вы же японский много лучше нашего знаете, Тео-сан мне говорила, даже

стихи писали?

- То дело давнее, - смущаясь, проговорила женщина.

- Ну, все равно, отец Джованни сейчас дальше переводит, вы бы взяли ему, и помогли, -

попросил отец Франсуа.

Мияко взглянула на пышно цветущие азалии и вдруг подумала: «Когда ребенок умирает, то

забываешь о красоте. Фумико-сан мучилась, плакала, а вокруг цвели вишни, весной это