o c24ec28d571a6d65

- Ну, хоть говорить, немного стал, - вздохнула Тео.

- Да рано еще, Тео-сан, - уверил ее Хосе, - мальчики позже начинают.

-То-то мне ваш батюшка приемный рассказывал, что вы в три года Псалмы наизусть знали, в

семь – на латыни сочинения писали, а в четырнадцать лет вас до занятий в университете

допустили, по ходатайству Его Святейшества и личному разрешению ректора, - кисло

заметила Тео.

Дайчи стоял, открыв рот.

- Зато я под парусом не умею ходить, - расхохотался Хосе, и, присев, пощекотав Сейджи,

велел ему: «А ты не торопись, когда захочешь, тогда и говори, ладно?».

Ребенок кивнул головой и весело ответил: «Да!»

Марико стояла посреди маленького, ухоженного садика у крепостной стены замка. «Жалко

будет с вами расставаться, - вздохнула она, глядя на растения. «С женской половины меня

уже не выпустят, матушка, конечно, будет вас поливать, но я о вас скучать буду. Там тоже

цветы есть, но они все важные, как придворные дамы, а вы у меня простые»

Она погладила полынь, и, присев, прижала ее к щеке. Сверху раздался клекот. Марико

подняла голову и ахнула – по серой стене расхаживал мощный, коричневый беркут.

- Ты зачем жену и деток бросил? – крикнула ему Марико. «Лети в горы, у тебя птенцы еще

маленькие!»

Беркут наклонил красивую, хищную голову и, опять заклекотал – недовольно. Девушка

покраснела.

-Да со мной все хорошо будет, я говорила тебе! – отмахнулась Марико.

- С птицами разговариваете? – раздался сзади смешливый голос.

Марико поклонилась, и ответила, так же весело: «Бывает. А еще с рыбами и цветами».

Хосе осмотрел пышные растения и заметил: «Ну, что бы вы там им не говорили – они вас

слушаются».

Девушка еще сильнее покраснела и взглянула на стену – беркут, удобно устроившись,

сложил крылья, и, казалось, задремал на еще ярком, теплом солнце конца лета.

Тео-сан подняла голову и увидела возвращающихся отца Джованни и Мияко – она что-то

говорила, - тихо, смущаясь, а священник внимательно слушал. Женщина сказала Сейджи: «А

вот мы сейчас пойдем, и предложим им прогуляться в горы, да? Помнишь наш домик у

водопада? Им там хорошо будет».

Ребенок захлопал в ладоши и радостно сказал «Да! Да!»

Женщина усмехнулась, и, усадив сына в перевязь, подождав, пока Джованни подойдет к ней,

сказала: «Я вот что подумала, святой отец, вам же неудобно над рукописями работать у нас,

ребенок же в доме, шумно. У Масато-сан есть домик в горах, тут, рядом, по тропинке мимо

монастыря пройдете, и там он стоит. Совсем простой, но там хорошо, спокойно. Вам там

удобно будет».

Мияко-сан зарделась и что-то пробормотала – неразборчиво. Джованни посмотрел в

зеленые, мерцающие глаза Тео-сан, и ласково ответил: «Спасибо вам, тогда давайте

пообедаем, и отправимся, да?»

- Там очаг есть, - сказала Тео, когда они уже шли к замку. «И родник рядом, вода чистая,

хорошая. В кладовой овощи лежат, рис, - не пропадете, в общем. Вы идите, святой отец, мы

сейчас, - она отстала, и, взяв Мияко за рукав кимоно, строго велела: «Вот и скажи ему там!»

- Это же стыд, какой! – ахнула сестра даймё. «Да он на меня и не взглянет, нет, нет, - она

отвернула лицо. «Да и нельзя ему. Лучше мне сразу в озеро броситься!»

- Не надо никуда бросаться, - Тео-сан подтолкнула Мияко в мягкий бок. «А что не взглянет –

так уже глядит, поверь мне».

Та только вздохнула и, обернувшись, с тоской посмотрела на высокие, голубые вершины гор.

- Полынь, - Хосе нежно погладил растение, - очень, очень полезна. Вы же, наверное, знаете,

Марико-сан, местные лекари водят тлеющей полынью по особым линиям на теле человека.

Когда мы с папой ждали корабля, в Макао, я ходил заниматься к местному наставнику, так

что я теперь тоже так умею лечить.

- Конечно, - юноша улыбнулся, - мне всего двадцать один, а учителю моему – было

восемьдесят пять, так что у меня все впереди.

- Мой отец тоже мог лечить, - внезапно сказала Марико. «Не Масато-сан, а настоящий отец,

он погиб, когда я еще маленькой была. Он был человек неба, не такой, как все.

- Я слышал, да, - Хосе взглянул на беркута. Тот приоткрыл один глаз и что-то заклекотал.

- Это папа, - улыбнулась девушка. «Он нечасто прилетает, а вот – уже второй день тут. Я

ему говорю, что все хорошо, а он все парит над замком».

- А все хорошо? – испытующе взглянул на нее Хосе.

Марико покраснела, и, помолчав, проговорила: «Вы знаете, почему я родилась? Потому что

мой папа, - его звали Арлунар, - полюбил мою маму. Ему было нельзя, а он все равно

полюбил».

- Ну и хорошо, - ласково сказал юноша. «Я уверен, что ваш отец тоже хотел бы, чтобы вы

полюбили».

Марико сглотнула и сказала, отвернувшись: «Я уже. Я думала, что я не смогу, что мне

нельзя, - я ведь не такая, как папа, но тоже..., - она не закончила. «Я поэтому и хотела пойти

туда, - она махнула рукой в сторону женских покоев, - там никто никого не любит, и все

счастливы. А потом вас встретила...»

- Нельзя быть счастливым, если не любишь, - Хосе присел на теплую, деревянную

ступеньку, и продолжил: «Мой папа, он ведь священником поздно стал, ему за тридцать уже

было. И он мне всегда говорил – лучше подождать, и дождаться любви, чем..., - юноша